– Только это тебя и занимало?
– Не только. Бог решил очистить землю от скверны при помощи потопа. Устроить гадким людишкам банный день. «И все сны человеческие должны сделаться праведными, – объяснял Он архангелам, – и все народы будут оказывать Мне почесть и прославлять Меня, и все будут поклоняться Мне. И земля будет очищена от всякого развращения, и от всякого греха, и от всякого наказания, и от всякого мучения; и Я никогда не пошлю опять на нее потопа, от рода до рода вовек». Сказано – сделано. И что? Этот мир стал намного лучше?
– Непохоже.
– О том и речь. А стражи, возможно, до сих пор расплачиваются за преступление, которого не совершали.
– Но ты-то совершал!
Он удивленно приподнял голову:
– Что? Преступления?
– Проступки. Не смотри на меня так... Мысль о том, что ты помимо воли стал членом какой-то деструктивной секты, невыносима для тебя. Но нельзя сказать, что это был несчастный случай! Тебе сделали предложение, и ты его принял. Мог бы не принимать.
Глядя на нее сквозь ресницы, Грэм не произносил ни слова. Зачем? Он уже успел рассказать ей про Принца Жезлов, и, пошарив по Интернету, пролистав пару книг, Рита составила некоторое представление об этом персонаже.
Жезлы, стихия Огня... чувственность, ощущения... Не она ли на днях объясняла Грэму, что его интуиция развивалась в ущерб ощущениям? Оказывается, есть люди, которые считают иначе. Принц Жезлов – почему гадалка, известная каббалистка, выбрала для Грэма именно эту карту?
С другой стороны, она могла выбрать эту карту – карту, которая традиционно символизирует ощущения, оральный нарциссизм, – потому, что подозревала у него не избыток этих качеств, а, наоборот, недобор. Недостаток, который он так отчаянно пытался восполнить.
На одной из книжных полок Рита заметила фотографию в алюминиевой рамке. Родители и дети в каком-то непонятном интерьере, напоминающем театральное фойе или гостиничный вестибюль. Грэму лет восемнадцать-девятнадцать, Ольге – двадцать или двадцать один. Темно-синяя рубашка фантастически идет к его мрачному лицу. Девятнадцать... тот самый возраст, когда он с упоением предавался разврату. Фи, что за мерзкое слово! И все же это так. Когда без страха пускался во все тяжкие, экспериментировал с новыми ощущениями. Почему? Да потому что их ему не хватало!
– Ты утверждаешь, что не получал удовольствия, ни тайного, ни явного, оказываясь в роли жертвы. Что делал это исключительно ради денег. – Лежа на костлявом плече Грэма, Рита рассеянно теребила мочку его уха. – Но ты носишь железо на запястьях и, занимаясь сексом, по первому требованию поднимаешь руки вверх, как человек, согласный быть прикованным к спинке кровати. Нет, я не хочу сказать, что ты мазохист, хотя кое-кто из моих коллег, возможно, заподозрил бы у тебя эту патологию. Скорее, это способ компенсации. Помнишь, ты рассказывал о своих детских страхах – страхе боли, страхе наказания?.. Позже ты начал делать именно то, чего боялся, будто желая доказать себе и другим, что больше не боишься. С чего это началось? Ты помнишь? Что послужило толчком к экспериментам в этом направлении?