Ей было приятно в его теплых крепких объятиях.
Она закрыла глаза и погрузилась в сладкий сон — впервые с тех пор, как ее муж возник перед ней, точно привидение дворца Карлтон-Хаус.
Натану снилось, что он в конюшне, лежит на сене в пустом стойле, рядом с Эвелин. На улице идет дождь, а лошадей в конюшне почему-то нет. Он не знал, куда они подевались.
Супруги лежали на сене, его губы касались ее затылка. Он скользнул рукой в открытый ворот ее ночной рубашки, обхватил грудь и слегка сжал мягкую теплую плоть, перекатывая в пальцах сосок. Эвелин вздохнула, потом медленно выдохнула и ткнулась грудью в его ладонь. Он понял, что ощущает ее дыхание изнутри: когда она делает вдох, в его легкие поступает воздух, а когда выдыхает, воздух выходит из его тела.
Натан провел рукой по ее гладкому животу и зарылся пальцами в мягких завитках на лоне. Он поцеловал ее в шею, его пальцы проникли в нежные складки, влажные от желания. Он ласкал ее между ног, его пальцы ныряли в нее и выходили наружу, крутились вокруг крошечного бугорка, все быстрее и быстрее… Эвелин тяжело задышала и прижалась ягодицами к его члену.
Натан наполнялся жаром ее тела и ощущал ритм ее пульса в собственных жилах. Прикусив ее нежное ушко зубами, он начал тереться об нее, продолжая ласкать самую сердцевину женского естества.
Ему снилось, что она все теснее смыкает ноги, сжимая его руку. Наконец она выгнула спину, часто задышала (каждый такой вдох эхом прокатывался по его нервам). Издав последний стон, она обмякла всем телом и медленно уплыла вдаль, исчезнув в эфире его сновидений.
Натан лежал в сене, изнывая от неутоленного желания… и вдруг вспомнил про лошадей. Интересно, куда они подевались? Доннелли будет в ярости…
Он попытался встать и отправиться на поиски лошадей, но руки-ноги не слушались. Внезапно дверь распахнулась настежь и конюшня наполнилась слепяще ярким светом…
Конюшня?
Натан застонал. Он вовсе не в конюшне, а в своей постели!
— Черт возьми, Бентон, что ты делаешь? — прорычал он. — Я разжалую тебя в угольщики!
— Это не Бентон. Это я.
Голос Эвелин напугал Натана. Он напряг свой истерзанный мозг, силясь понять, что она делает в его комнате, а заодно попытался сесть. Но сумел пошевелить только одной рукой: другую руку и ногу как будто что-то держало. Он открыл глаза.
И увидел в изножье кровати Эвелин. Так это ее кровать! Жена была одета, но не причесана — распущенные волосы струились по плечам. Она стояла, скрестив на груди руки, и барабанила пальцами по предплечью.
— Ты должен передо мной извиниться, — заявила она.