— Ты веришь этому?
— Я не идиот, чтобы верить этому вранью.
— Что же теперь делать нам, русским, здесь, в Бельгии?
— Не знаю, — откровенно признался Марутаев. — Как-то не было времени подумать об этом. — Выдержав паузу и ничего не решив, поделился новостями, — В Брюсселе сегодня ночью немцы арестовали семерых наших эмигрантов.
— За что?
— Не знаю, но ни в чем эти бедолаги не виноваты ни перед немцами, ни перед бельгийцами.
Они сидели молча, занятые размышлениями о войне, судьбе русских в Бельгии и своей собственной доле.
— Фашисты боятся нас, русских, — нарушила тишину Марина.
Марутаев посмотрел непонимающе.
— Да, да, — продолжила она свою мысль, — Боятся, что мы в Бельгии будем мстить им за нашу Родину и стрелять в спину. Вот и арестовали тех, кого подозревают в этом.
— Ты так полагаешь? — спросил Марутаев, подумав, что в ее рассуждении, видимо, есть какая-то доля правды.
— Уверена, — ответила Марина.
Взгляд ее остановился на оброненном ноже, лежавшем на полу. Остро отточенное лезвие поблескивало на солнце, и у нее почему-то мелькнула мысль: «Нож ведь тоже оружие».
* * *
Весь «русский Брюссель» — все русские люди бельгийской столицы, собрались у православной церкви в коммуне Иссель.
Длительное время многие из них подавляли в себе малейший всплеск чувств любви к Родине, убежденные в том, что, отрекаясь от нее, поступают правильно. Но вот та самая большевистская Россия, конец которой ожидался со дня на день, оказалась в опасности и они, сняв с глаз пелену ненависти, совершенно иначе увидели ее, почувствовали свою национальную сопричастность к ее судьбе, вспомнили свой долг перед нею, как перед неблагодарно оставленной матерью. Война привела их к новому испытанию — духовному и гражданственному обновлению.
Для русских людей в Брюсселе православная церковь была не только местом совершения религиозных обрядов, но и местом общения между собой. Вдали от Родины, разъединенные чужими обычаями, законами, образом жизни, они постепенно ассимилировались, теряли свою русскость, и сбор в церкви по праздникам или по какому-то другому случаю духовно объединял их. Здесь звучала русская речь, исповедовалась христианская вера, и это вносило в сознание чувство умиротворенности, придавало силы, заряжало оптимизмом.
Двор церкви был заполнен до отказа, а со всех сторон города в одиночку и группами все спешили русские люди, будто боялись опоздать к началу чего-то важного.
Встревоженные и озабоченные лица одних, нескрываемые удовлетворение и радость в глазах других, неопределенность и выжидание у третьих. Первый же день войны решительно разделил русскую эмиграцию в Брюсселе на три лагеря: сторонников, противников России и нейтралов, представители этих лагерей пришли в церковь со своими настроениями, убеждениями.