Она уже, наверное, наплакалась вволю, потому что глаза ее были сухими и щеки не блестели от слезных дорожек. Надрыв слышался лишь в ее надтреснутом голосе. Исходила стонами ее душа. И Вениамин слышал, он чувствовал все это и очень страдал из-за ее терзаний.
– Погоди, погоди, Машенька. Успокойся. Я поговорю с этим Гореловым, – пообещал он ей и добавил вполголоса: – Мы теперь, наверное, с ним часто будем видеться.
С трудом отлепив онемевшие пальцы от руля, Белов перегнулся через спинку сиденья. Там он постоянно держал термос с горячим чаем. По раз и навсегда заведенной привычке утром он приносил термос из дома и оставлял его в машине до вечера. Зачем он так делал? Он и сам не знал. Вечером Веня зачастую приносил полный термос обратно домой. Утром заливал в него свежий чай и вновь относил и клал в машину.
Привык, наверное, – раньше он носил термос на лекции и иногда поил им девчонок. А отвыкать – трудно.
– На, выпей. – Он налил в крышку термоса немного чая и протянул ее Маше.
– Что это? – испуганно откачнулась она.
– Чай, Машенька, просто чай.
– С липой? – с неожиданной надеждой спросила она.
Она поила его чаем с медом и обкладывала пластиковыми бутылками с горячей водой, когда ему нездоровилось или просто знобило по какой-то непонятной причине. А он, в свою очередь, готовил ей чай с липой, когда она сама сваливалась с простудой. Считала, что лучшего средства нет и быть не может. Утверждала, что такой чай ей всегда помогает.
– Нет, не с липой, – улыбнулся Белов. – Обычный, с сахаром… Но ты ведь и не больна?
– Ой, я уже и не знаю, Веня, что со мной! Внутри будто все выжжено. – В ее голосе вновь зазвенели слезы, хотя в глазах их по-прежнему не было. – Сначала Маринка… Потом Алекс… А вдруг, ну, вдруг его посадят?! Что будет со мной?! Я же… Я же не могу без него!
Он сунул ей чашку с чаем в руки и отвернулся к окошку.
За окошком была зима. Трескучая, морозная, красивая, какой она и должна быть в это время года. Незаметно, за три-четыре последних дня, намело сугробы. Дорожники надрывались, не справлялись, работали без перерывов, но упрямство снеговых заносов было сильнее всех людских усилий. Где-то обрывало провода. Застревали в пробках на трассах люди. Коммунальные службы вполголоса поговаривали о невозможных перерасходах, намекали, что снова придется просить помощи у населения, приплюсовывая к их платежкам дополнительные начисления. Население роптало, жаловалось на самый верх, терпеливо ожидало ответа…
В его доме тоже создалась инициативная группа, снующая по квартирам с какими-то списками и собирающая подписи. Собирались в суд подавать. Белов их начинания поддерживал, подписывался где только возможно было. И возмущался вместе со всеми прочими жителями…