— Да ничего, господин поручик! Перемен как будто и не было никаких. Господин капитан опять роту приняли.
— Слушай, а как подпоручик Морозов? — перебил я Галицкого.
— А господин подпоручик Морозов уже в офицерской роте. Так точно, господин поручик, господин капитан его отправили… А вот по какой причине, господин поручик. Из-за пленных все это вышло. Господин капитан всех пленных расстреливали… И коммунистов, и мобилизованных, и всех, господин поручик. Тогда господин подпоручик Морозов своих, значит, пленных, — они также в тот день четырех под оврагом подобрали, — господину ротному командиру седьмой роты передали. А потом что было, неизвестно нам, а только господин подпоручик Морозов ушли…
Мы уже подходили к халупе штабс-капитана Карнаоппулло.
«Ну, — думал я, — не веселая начнется служба!..»
На усах штабс-капитана болталась лапша. Молочный суп капал на китель.
— Идите в офицерскую роту!
Штабс-капитан поднял над тарелкой усы и деревянною ложкою подобрал с них лапшу.
— На втором взводе стоит поручик Ветошников, и я нахожу, что частая смена командного состава неблагоприятно влияет на боеспособность роты.
Я повернулся и, вскинув винтовку на ремень, быстро вышел из хаты.
— …Ну и черт с ними! — вечером, уже в офицерской роте, говорил мне подпоручик Морозов. — В конце концов не все ли равно, где подыхать придется?! — Он замолчал.
Молчал и я.
— Чего молчишь? — вдруг спросил он. — Неужели обижен? Да черт с ними!.. Поручики Басов и Ауэ были в роте последними. Остались мерзавцы, — ну и черт с ними!.. Кстати, теперь, когда убиты и Скворцов, и Науменко… Не его ль это рук дело?.. Эта четвертая пуля?.. Помнишь?.. Впрочем, и так уж уголовщины много! Новую еще раскапывать!.. Идем!
Мы встали и пошли вдоль низких заборов, над которыми мирно дремали запыленные кусты.
…А Аду Борисовну я видел еще раз. Это было в Александровске. Она промчалась на автомобиле, окруженная штабными офицерами-кубанцами.
За колонией Гейдельберг шел бой. Далеко по полю ползали цепи наших солдатских рот. Бой затягивался. К полдню подошла, очевидно, и артиллерия красных, — над стрелковыми цепями поднялась черная пыль. Ветер гнал эту пыль назад на колонию, а нам казалось — пыль только отрывается от земли и неподвижно висит над нею, а сквозь нее, вперед на красных, бегут низкие кусты, тоже, как казалось нам, оторвавшиеся от сбегающих к полю садов колонии.
Офицерская рота, которую генерал Туркул берег и бросал в бой только в крайних случаях, стояла повзводно во дворах.
Взводный 1-го взвода, поручик Пестряков, лежал в тени под забором и курил махорку. Перед ним, на ведре, опрокинутом дном кверху, сидел поручик Ягал-Богдановский, высокий, стройный офицер, в белой, всегда чистой гимнастерке, перехваченной серебряным кубанским пояском.