— За ваше, господа офицеры.
— То-то!..
* * *
— И знаете из-за чего весь разговор завязался? — криво улыбаясь, спросил меня ротный, когда, уже за дверью, Ефим облегченно вздохнул. Май-Маевский сдал командование генералу Врангелю. Ну вот… А этот… холуй этот, понимаете: «Кому ни сдавай, — говорит, — все равно — кончено!..»
Поручик Ауэ замолчал. Его шрамы на лбу скрестились.
— Впрочем, бросим ненужные разговоры! — Он поднял бутылку на свет: Барбос, всё вызудил!.. — И, сразу же переменив тон, обратился ко мне снова:
— Только что скончался от ран подпоручик Петин. Да. Не выжил… В полдня скрутило… Потому пока что вы примете пулеметный взвод. У начальника команды под рукой никого нет, а черт его знает, где Туркул сейчас офицерскую носит… Итак, кому вы предлагаете сдать ваш, второй…
— Может быть, Нартову?.. Офицеров на отделениях у нас сейчас нет…
Штабс-капитан Карнаоппулло, чистивший, развалившись на лавке, ногти, поднял голову:
— Не лучше ли Свечникову?..
— Хорошо, сдайте Нартову, — не обращая на него внимания, сказал ротный, проводя пальцами между волосами. — Черт возьми, но черт не берет!..
— Ах, поручик, бросьте ипохондрию! — Штабс-капитан Карнаоппулло вдруг захохотал и, приподнявшись, ощетинил вперед всегда покорные усы: — А как вы его шашкой-то!.. А?.. Ефима!..
Я вышел из халупы.
Когда мы входили в Баромлю, тяжелые и мокрые сумерки уже ползли по улице. С крыш капало.
«Опять оттепель!.. Что за чертовская зима!..» Облокотясь на пулемет, установленный на широкие удобные сани, я плавно покачивался. За мной шли сани со вторым пулеметом, за ними — третьи, с пулеметными лентами и запасными принадлежностями. Пулеметчики — всего пять нумеров, — свесив с саней ноги, уныло тянули какую-то бесконечную солдатскую песню.
— Здесь в Баромле, говорят, весь полк соберется. — Песня оборвалась.
— Говорят, всему полку и сани наконец подыщут.
— Без саней не выскользнешь…
— Ясно!
— А куда скользить-то?
— Тебе, Акимов, в Костромскую бы только! Эх, старик, старик!.. На Дон двинем.
— На До-о-н?..
* * *
Уже стемнело…
В нашей халупе горел огарок свечи.
— Шлея порвалась, господин поручик.
— Зашей!..
Акимов обернулся и через плечо посмотрел на меня.
— Лошадь не в портках, господин поручик, ходит. Здесь специально шить нужно… А ну, хозяюшка, — он встал и подошел к хозяйке, — дратвы, да просмоленной, может, нету?
Хозяйка, немолодая женщина, с четырехугольным, как ящик, лицом, кормила ребенка.
— Нету у меня.
— Нету? Это в хозяйстве-то? А может, шлея найдется? Лишняя какая…
— Ишь ловкие! Сами хозяйства крестьянские поразорили, а теперь еще спрашивать! — Она поднесла ребенка к другой груди и стала причмокивать губами.