В зал вошла группа офицеров-кавалеристов. Молодой корнет размахивал руками.
— Остановить, значит, и всю жидовню. Ведь, черт дери, фронтовики гибнут!
— Санитар! — закричал мальчик-вольноопределяющийся, хватая корнета за сапоги. — Санитар!..
— Пусти, черт!..
И, оттолкнув вольноопределяющегося, корнет побежал за товарищами.
Шпоры его звенели.
…Когда я наконец приподнялся, надо мной пригнулся потолок. Круглой волной качнулся пол под ногами…
Потом идти стало легче.
— Куда ты?
— Не знаю, брат…
— Идем, что ль, вместе!
И костистый солдат в рваных лохмотьях пошел рядом со мной.
На скулах у него гноилась экзема. За ухом, слепив волосы, приподымался полузасохший, рыжий, цвета ржавчины, струп.
— Подсобить?
— Спасибо…
Мы спускались по ступенькам.
На площади перед вокзалом, рядком составив чемоданы, стояли беженцы.
— Из заблаговременных!.. — глухо сказал солдат в лохмотьях; потом, уже громче: — Сволочи!..
— Нет, господа, уж лучше здесь… — говорил бритый беженец, поглаживая клетчатый английский плед, который он держал через руку.
— Зараза там!.. Не-вы-но-си-мо!.. Его соседи закуривали.
— А когда поезд, Антон Мироныч? В восемь сорок?
— Опоздает, по обыкновению… Иван Петрович, да присядьте!.. Ведь ждать, голубчик, придется!
Иван Петрович, разложив на чемодане плед, осторожно присел, кутая широким шарфом гладко выбритый подбородок. На носу его блестело пенсне.
— Подожди, — сказал я солдату в лохмотьях и подошел к беженцам.
— Господа!
Беженец в пенсне, Иван Петрович, быстро приподнялся, на шаг отошел от меня и косо взглянул из-под стекол.
— Господа, есть там лазарет?
Я кивнул головою по направлению к хутору.
— В Романовском?.. А как же! Есть, станичники, конечно есть! Идите, голубчики, примут!.. Прямо идите!..
— Спасибо.
— Идем, значит? — угрюмо и коротко спросил меня солдат в лохмотьях.
— Дойти бы!..
Плечи мои дрожали. Ворот рубахи я придерживал рукой. Дуло…
— Безобразие!..
— И что это все наши Совещания думают!.. — вновь заговорили за нашей спиной беженцы.
— Совсем ведь раздет, а холод какой!..
— Да, холод! — Солдат в лохмотьях вдруг круто обернулся. — Да, холод… Так, может, плед, господа, дадите?
— Идем! — Я рванул его за руку. — Да идем же!..
— Или шарф, хотя бы?.. Защитникам, так сказать. А?..
— Все прямо, голубчики, идите!.. Вас немедленно же примут… Все прямо, значит… Большой флаг Красного Креста — это и есть…
— Отстань! — солдат в лохмотьях отстранил мою руку. — Это и есть?.. Так получи… — Он стал дышать часто и отрывисто. Подошел к беженцам. Остановился. — От офицера получи… трижды за вас… сволота… раненного!