Я вновь перескочил через несколько строчек.
«…И недавний десант дроздов под Хорлами, десант, о котором мы, офицеры того же полка, не можем решить, блестящая ли это удача или полное поражение. А зима…»
Дальше я разобрать не мог. Потом буквы вновь выровнялись.
«Да, так идут наши дни!..
Что делается за фронтом — я не знаю…
Чем живут наши враги и чем они держатся — я не знаю…
Я не знаю и того — только ли они мне теперь враги?..
Я люблю человека и жизнь, и когда те, что теперь за фронтом, стали дешево расценивать и жизнь и человека, я назвал их врагами. Моя ли это вина?
В ту ночь был белый ледоход,
Разлив осенних вод.
Я думал: вот река идет.
И я пошел вперед.
А теперь?..
Токарь Баранов говорит: перемелется, мука будет! — так нужно для нового хлеба. Токарь Баранов не видит звездочек, чернильным карандашом нарисованных у меня на погонах, и говорит со мною по душе. Но я говорить с ним по душе не могу. Я эти звездочки вижу!.. Токарь, может быть, и прав, но ведь если б зерно имело мозг, разум и волю и если б оно знало даже, что молоть его будут для нового хлеба, оно все равно добровольно бы под жернова не ложилось!..
Впрочем, мысли токаря не мои мысли!.. Своих у меня сейчас нет… Я и пишу в надежде отыскать их, — так, случайно наткнуться… Мне очень страшно тыкаться мордой в пустоту… А победили меня свои же, и уже в первом бою, под Богодуховом…
Но и побежденный хочет жить и дышать…
Господи, как трудно быть подстриженным под погоны!..
Я не могу уйти — меня расстреляют. Я не могу не стрелять — меня пристрелят.
Я не могу…» Дальше было зачеркнуто. «…Но я могу зажмурить глаза… Пусть несут меня события. Я верю, что неперемолотое для нового хлеба зерно тоже не пропадает. Упав во вновь перепаханную землю, оно даст ростки. Кто перепашет землю — я не знаю. Мне суждено умереть или дождаться…»
Я вновь поднял голову.
— Циля, да неужели правда?
— Ну конечно! Я же сказала… — вновь донеслись до нас голоса за дверью. — Я нашла здесь «Физиологии» Данилевского, и теперь мы сможем…
— Идем в город! — вдруг коротко бросил мне подпоручик Морозов.
— Подожди!..
Третий лист был исписан крупнее. Читать стало легче. «Вы или мелко плаваете, — говорят мне офицеры поумнее, — или просто трус, уходящий в свою скорлупу…» Я улыбнулся.
— Говорят?
— А как же!..
— Это ты?., трус?..
— А как же!.. Впрочем… Да идем в город!..
— Да подожди ты!
«…Ничего не говорят. Офицеры поглупее пьют, играют в карты, рассказывают анекдоты и хохочут, как автомобильные гудки. И потому, что вместе с ними не понимаю я ровно ничего, я могу еще иногда улыбаться, могу жить и даже надеяться выжить. Иначе пришлось бы (вот сейчас!) идти на понтонный мост и там, где поглубже, где мальчуганы удят рыбу, головой вниз броситься в Северную бухту.