Светлокожий, с серыми глазами, мягкий по натуре, он совершенно преображался, ухаживая за больным или раненым в своем лазарете – будь то офицер или любой другой член экипажа. Известно было, что однажды он накричал на пациента:
– Вы хотите умереть, идиот вы эдакий! А я вам этого не позволю! Подумайте-ка лучше, что станет с моей репутацией. Черт меня подери, но я намерен сохранить вам жизнь, нравится вам это или нет!
К больным он был "беспощаден" и не выпускал из лазарета матроса до тех пор, пока не убеждался, что тот в состоянии будет взобраться на верхушку грот-мачты.
По какой-то необъяснимой причине главным хирургом на "Бигль" во время второй экспедиции Адмиралтейство назначило доктора Роберта Дж. Маккормика. Бенджамин Байно стал его помощником. К такому повороту событий он отнесся философски.
– Все это лишь вопрос времени, – заметил Байно. – Я уважаю Маккормика. Человек он знающий, к команде относится заботливо. Единственный пациент, которому он ничем не может помочь, – он сам. Маккормик ненавидит тропики и жару. Они делают его больным – физически ли, умственно, не знаю. Адмиралтейство осведомлено о том, что его уже дважды приходилось возвращать домой из Вест-Индии. И зачем только им понадобилось снова подвергать его столь неприятным испытаниям?
Затем капитан Фицрой подвел Чарлза к тому месту на верхней палубе, где предстояло закрепить ялик и два двадцативосьмифутовых вельбота, которые должны были опускаться в сторону кормы. После этого он показал его каюту на полуюте, за рулевым колесом с надписью: "АНГЛИЯ ЖДЕТ, ЧТО КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ВЫПОЛНИТ СВОЙ ДОЛГ!".
– Преимущество вашей каюты, – пояснил Фицрой, – в том, что вы попадаете туда прямо с верхней палубы. У вас, как и у меня, три окна в потолке, но моя каюта на нижней палубе, на уровне ватерлинии. Единственное неудобство для вас, что каюта расположена в кормовой части, где больше ощущается качка. Но вы к этому привыкнете.
– Как все моряки?
– Честно говоря, не все. Даже наш неустрашимый Уикем и тот страдает от морской болезни на более маленьких судах.
Открыв дверь каюты, Дарвин застыл на месте от изумления, потом стал измерять ее шагами в длину и ширину.
Последняя составляла немногим более одиннадцати футов. Часть площади при этом занимали пока что пустые книжные шкафы, полки для инструмента и выдвижные ящики. В центре каюты размечено было место для чертежного стола шесть с половиной на четыре с половиной фута.
– Выходит, с боков остается всего по два фута! – воскликнул Чарлз.
– В более широкой части – три фута, в узкой – два, – отвечал Фицрой. Для ходьбы можете рассчитывать на два фута вокруг стола. Ваш гамак мы подвесим вот в этом углу, поближе к выдвижным ящикам. Стоке, который будет проводить за столом большую часть дня, повесит свой гамак наискосок от вашего. Вы оба будете спать над столом, зато над головой у вас – целых два фута высоты до верхней палубы. За столом должен работать еще один человек мичман Филип Кинг. Могу себе представить, что для сухопутного человека помещение кажется тесноватым.