Большинство образованных людей смотрело на подобные безобразия, конечно, с отвращением. Комедия неутомимо бичевала эти грубые суеверия, осмеивая их со сцены; Аристофан написал против них особую пьесу — „Горы", — в конце которой „фригиец, флейтист Сабазий" со стыдом и позором изгонялся из города. Платон в своих „Законах" запрещает всякие чужие культы под страхом строгой кары; Дельфийский оракул, смотревший на конкуренцию новых божеств, конечно, с большим неудовольствием, неоднократно увещевал почитать богов по обычаю предков. От времени до времени, когда безобразия переходили всякие границы, в дело вмешивалась государственная власть. Так, в первой половине IV века в Афинах была предана казни жрица Нинос, однако не из-за религиозных причин, а за то, что она под покровом фригийских таинств занималась приготовлением ядов, колдовством и прорицаниями. Позднее Демосфен обвинил в том же преступлении лемносскую жрицу Феориду и добился ее осуждения на смерть. Особенно известен процесс гетеры Фрины; ее обвинили в том, что она ввела в Афинах поклонение фракийскому богу Изодету и при этом сделала свой дом убежищем самого грубого разврата; только с величайшим трудом удалось ее защитнику Гипериду, лучшему адвокату Афин, добиться ее оправдания. Но это лишь единичные случаи; большие торговые города не могли запретить многочисленным иностранцам, проживавшим в них, свободно отправлять свое богослужение, да и среди местных граждан новые культы пустили уже слишком глубокие корни, чтобы еще можно было ждать какой-либо пользы от полицейских мер. Поэтому правительство держалось нейтрально, и в конце концов, как мы видели, целый ряд таких культов был включен в государственную религию.
Эти восточные религии повлияли и на греческие тайные культы; культ „матери богов" и родственных ей божеств проник в орфические мистерии и соединился в них с культом Диониса. Таким образом, здесь начало подготовляться то слияние божеств, которое имело неизмеримое влияние на позднейшее развитие античной религии. Но от безнравственности азиатского богослужения орфиков предохранило их аскетическое учение, предписывавшее половое воздержание или по крайней мере восхвалявшее его, как добродетель. Само собой разумеется, что и здесь, как во всех аскетических религиях, под маской благочестия очень часто скрывались совершенно иные чувства и помыслы.
Глубокое религиозное движение, охватившее низшие слои общества, неизбежно должно было повлиять и на высшие классы. Правда, та грубо-чувственная эсхатология, которая проповедовалась в Элевсине, уже не могла удовлетворять образованных людей