И если б кто нам истину открыл, —
То истина, иль нет, он знать не мог бы:
Догадка все, что скажет человек.
Протагорова теория относительности, скептицизм Горгия — только дальнейшее развитие этой мысли. Правда, это отчаяние было при тогдашнем состоянии науки не совсем безосновательно; ошибка заключалась только в том, что на место смелого ignoramus (не знаем) ставили трусливое ignorabimus (не узнаем). Этим наука подрыла свой собственный фундамент; противники, конечно, не замедлили извлечь выгоду из этого признания и вступили в борьбу с софистикой, пользуясь тем оружием, которое она сама выковала для них.
Этот поход против науки был предпринят афинянином Сократом. Он родился около 470 г.; будучи сыном ваятеля, он, по обычаю, изучил ремесло отца, но скоро оно перестало удовлетворять его. Уже в детстве ему казалось, что на него нисходит божественное вдохновение, что он слышит внутренний голос, предостерегающий его не совершать поступков, которые могли бы принести вред; и этот дух, это δαιμόνων, как он называл его, сопровождал его на всем его жизненном пути. Иногда он внезапно погружался в глубокое раздумье и неподвижно стоял на одном месте, совершенно не замечая, что происходит вокруг него; говорят, что однажды он простоял таким образом в лагере при Потидее целый день и следовавшую за ним ночь. Поэтому он оставил свое ремесло и всецело отдался тому призванию, которое, как он думал, было предназначено ему свыше, — исправлению своих сограждан путем разъяснения им их нравственных обязанностей. Итак, он сделался тем, что в Греции называли тогда софистом. Платы за свое преподавание он не требовал, да и не мог требовать, так как он не вел, как другие, систематического курса и вообще не читал лекций, а ограничивался тем, что со всяким, кто желал или кто даже не желал этого, завязывал беседу на философские темы. Его небольшое состояние при его крайне ограниченных потребностях давало ему возможность посвящать этой задаче все свои силы.
Он был далек от всяких исследований в области естественных наук; мало того, он даже не был в состоянии оценить всю важность этих задач и потому разделял распространенный в народе взгляд, признававший нечестивым всякое занятие такими предметами, познание которых божество сделало недоступным для человеческого ума. Зато в софистических искусствах — диалектике и эристике — он достиг высокой степени совершенства; не было человека, который превосходил бы его в этой области, и почти всякий, кого он вовлекал в спор, безвозвратно запутывался в его сетях. Но эти искусства служили ему только средством для борьбы против теорий его противников и для защиты собственного учения; никогда Сократу не приходило в голову выступить в качестве учителя красноречия.