На следующий день после своего переселения в резиденцию герцогини Орлеанской Шарлотта решила отправиться в парк и как следует рассмотреть его, он так манил ее из окна. Девушка обожала цветы, кусты, деревья и самые счастливые часы в монастыре провела в небольшом садике, любуясь то подснежниками и первоцветами, то чемерицей[17] и фиалками, гвоздикой, пионами и, конечно же, розами. С нежностью относилась она и к лекарственным растениям, которые там выращивали и в которых так нуждались больницы. Виктория дез Эссар, ее подруга, тоже очень любившая цветы, обычно гуляла вместе с ней.
Парк Пале-Рояля ничуть не напоминал скромный садик монастыря урсулинок. Ленотр[18], которого так привечал король, недавно осуществил его перепланировку, и теперь изумрудные ковры-газоны с благородной цветочной вышивкой окружали два бассейна с фонтанами. В длинной аллее из вязов были расставлены каменные скамьи, где можно было передохнуть и помечтать. На одну из них и уселась Шарлотта, обойдя весь парк. Утро было удивительно теплым, золотистые лучи солнца проникали сквозь свежую зелень молодых, только что развернувшихся листочков, мягко касаясь нежной кожи девушки. Она просидела на скамейке не меньше получаса, как вдруг увидела, что к ней направляется та самая Фонтанж, с которой она так неожиданно познакомилась этой ночью.
— Вы позволите мне присесть рядом с вами? — застенчиво осведомилась Фонтанж, и Шарлотта отметила, что застенчивость еще более красила ее.
— Я просто в отчаянии, — продолжала та, — что потревожила и разбудила вас. Поверьте, я сделала это не нарочно!
— А вы поверьте, что я нисколько в этом не сомневаюсь, — с улыбкой ответила ей Шарлотта. — Откуда вам было знать, что в общей комнате поставили кровать? Да садитесь же, прошу вас, — прибавила она, подбирая юбки и освобождая побольше места на скамье. — Все дело в том, что я прибыла в Пале-Рояль несколько скоропалительно. Меня привезла сюда моя тетя, графиня де Брекур, вы, вполне возможно, ее знаете.
— Нет, не знаю. Я совсем недавно на службе у герцогини, и со мной мало кто разговаривает. Пока маркиза де Монтеспан не стала приглашать меня к себе, я здесь очень тосковала, потому что почти всегда была одна.
— Одна? Во дворце, где всегда столько народа?
— Да, людей здесь много, но они часто не слишком добросердечные.
— Да что вы? Но, я думаю, к герцогине Орлеанской это не относится.
— Нет, мадам Елизавета всегда была добра ко мне. Она даже запретила всем остальным смеяться надо мной.
Глаза Шарлотты широко раскрылись от изумления.
— Но кто же мог над вами смеяться? Вы такая красавица!