Это открытие заставило ее нахмуриться, и она вспомнила, что и на других фотографиях, висевших в доме, их тоже не было. Странно. Почему Адам не хотел помнить о них?
Она снова начала подниматься по лестнице, внимательно изучая каждую фотографию, теперь выделяя только лицо Адама. Вот здесь он еще совсем ребенок в разорванных джинсах и в кепке с длинным козырьком, тенью закрывавшей глаза. А здесь — капитан бейсбольной команды старших классов. Адам на выпускном вечере. Адам с голубой лентой победителя на местном родео. Улыбающийся Адам. Господи, ему следовало бы чаще это делать...
Кончиком пальца Джина дотронулась до этой пойманной улыбки и с грустью подумала: вот если бы так же легко можно было дотянуться до его сердца.
Мурашки пробежали по ее телу, и Джина глубже запахнула на себе мягкий кашемировый халат. Но это не помогло: холод шел изнутри. Она спустилась с последней ступеньки й вышла в холл. Длинный коридор вел в кухню, к печенью Эсперанцы, входная дверь — в летнюю лунную ночь. Джина толкнула дверь, и холодный влажный воздух словно обернул ее плотным коконом. Ни шороха, ни движения ветерка. Ясное небо было сплошь усеяно мириадами звезд, большая, почти полная луна отбрасывала на траву черные густые тени.
Джина медленно пошла через двор к загону. Завтра ее лошадей разведут по стойлам, но на сегодняшнюю ночь они остались здесь, привыкать к своему новому дому.
Облокотившись на изгородь, она прошептала:
— Надеюсь, вы освоитесь быстрее, чем я.
Одна из кобыл, тихо заржав, приблизилась к ней. Джина протянула руку и коснулась ее мягкого носа.
Лошадь переступала с ноги на ногу, длинные тонкие волосы колыхались вокруг ее копыт.
— Привет, Рози. Немного не по себе, да? — Пальцы Джины нырнули в темную густую гриву. — Я тебя понимаю. Но ничего, скоро привыкнешь. Знаешь, Адам на самом деле совсем не такой страшный. Он просто ведет себя как бирюк.
— Я и есть бирюк.
Его голос раздался прямо у нее над ухом. От неожиданности Джина так сильно вздрогнула, что кобыла, отпрянув в сторону, заплясала на своих мохнатых ногах. Сделав судорожный глоток воздуха, Джина обернулась.
— Черт возьми, Адам, зачем подкрадываться, как вор? Ты что, хотел, чтобы у меня случился инфаркт? — Она прижала руку к груди и почувствовала, как быстро стучит ее сердце.
— А какой черт понес тебя сюда среди ночи?
Джина перевела дух и посмотрела на него.
Загорелая грудь Адама отливала темным золотом в мягком лунном свете, волосы были взъерошены, на скулах виднелись глубокие тени. Он был босиком, в старых джинсах с расстегнутой верхней пуговицей. Ее взгляд скользнул по узкой дорожке черных волос, исчезающей под грубой тканью.