— Вот что… — обратился он ко мне. — Я поплыву, и если через два часа не вернусь — значит, что-нибудь меня задержало. Тогда вы не ждите — можете, идти домой. Завтра увидимся.
— Ладно, ладно… Лезьте в воду.
— Сейчас полезу. Как вы думаете — холодная вода?
— 20 градусов.
— Ага… 20. Сейчас… сейчас полезу.
Он опустил одну ногу в воду и вдруг, вздрогнув, обернулся ко мне. На лице его была написана гадливость и отвращение, будто бы он наступил на лягушку.
— Что с вами? — удивился я.
Он взял меня за руку, отвел в сторону и шепнул, брезгливо выпятив губы:
— Я не могу лезть в воду.
— Почему?!
— Тот вон толстый человек, который за канат держится, сейчас плюнул в воду.
— Эка важность! Не в ванну же он плюнул, а в море. Море велико.
Не слушая меня, он стянул купальный костюм и с дрожью отвращения стал одеваться…
— Какая гадость! И как это позволяют плеваться?.. Фи! Только вспомню об этом — с души воротит! А вы… — обратился он ко мне, брезгливо всматриваясь в мое лицо, — неужели вы бы купались в такой заплеванной воде?
— Дело не в этом, — угрюмо возразил я.
— Завтра встанем пораньше и придем, когда никого не будет. Ладно?
— Вот это — другое дело. Сделайте одолжение!
III
Когда мы пришли на другое утро — в купальне не было ни души. Только в соседней женской купальне слышался чей-то разговор, взвизгивания и плеск воды.
Новакович опять быстро, с готовностью, переоделся в купальный костюм, вышел на лестницу, потом сейчас же вернулся и, смущенно смеясь, подошел ко мне.
— Ну? Что еще? — нервно спросил я.
— Там… женщины, — сконфуженно прошептал он.
— Да! Женщины. А вы что, — злобно прошипел я, — стесняетесь их?!
Он застенчиво провел пальцем по шву купального костюма.
— Они… смотрят… Я почти… голый. Как же так?
— Подумаешь, Иосиф Прекрасный! — разозлился я. — Лезьте в воду! Плывите!
Он тихо смеялся, подкатывая глаза, будто бы его щекотали.
— Ах, что вы, что вы!.. На виду у женщин… С голыми ногами… Ах! Мне, право, так неловко…
Хорошо! закричал я. — Хорошо! Мы возьмем лодку, отплывем в открытое море, и вы там поплаваете, черт возьми. Вам ведь все равно?!
— И прекрасно! — оживился он. — Лучше этого и придумать нельзя… Хоть сейчас.
— Ладно, — усмехнулся я. — Сейчас — так сейчас.
Через двадцать минут мы в четыре весла неслись из бухты на большом, просторном ялике.
— Ну вот, здесь хорошо, — сказал я, искоса поглядывая на него. — Ни души не видно, и всюду открытое море. Глубина здесь аршин сорок-пятьдесят.
— Средняя глубина, — кивнул головой Новакович. — На такой глубине я в молодости доставал со дна ракушки.
Он разделся, взял купальный костюм, завернутый в газетную бумагу, и стал его разворачивать. Скользя глазами по газете, он вдруг наклонился, впился в нее взглядом и тихо выругался.