— Как насчет этого ружья?
— Майра, это мое любимое ружье!
— Придется тебе обойтись без него.
— Ну ладно, идет. Если у тебя все получится, то ты получишь это ружье. Но если отец поймает тебя, то победа будет за мной и мне достанется…
— Синяк под глазом!
— Что?!
Майра усмехнулась, глядя на его недоумевающее лицо.
— Посуди, Мэтт, отец сможет все узнать, если ты сам расскажешь ему.
— Я на такое не способен!
— А сколько раз ты жаловался отцу, когда я тайком пробиралась на твою шхуну? И не забывай про папин ультиматум… Ты в любом случае останешься в выигрыше. Ты избавишься от меня, и я стану головной болью капитана Меррика.
— Думаю, ты и так ею стала.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А разве не ясно? Он влюбился в тебя.
— Ну, половина Ньюбери влюблена в тебя, — парировала Майра, — однако ты до сих пор не привел в дом хорошую девушку, как обещал.
— Слушай, не суй нос в мои любовные дела!
— А ты держись подальше от моих.
— У тебя их еще нет!
— Так будут!
Они смотрели друг на друга, и никто не хотел уступать. Но затем Мэтт подумал о плане Майры и рассмеялся. В выигрыше будут все: и Майра, и Эфраим, и даже ничего не подозревающий капитан Меррик.
Уже наступили сумерки, ужин был съеден, а яблочный пирог Майры скормили собаке. Эвелина стояла посреди комнаты, которую отвели ей в доме Эштонов. Ставни на окнах были закрыты, красивые вишневые шторы плотно задернуты. За окном завывал ветер, Вздрогнув, она прошла по толстому ковру, покрывавшему пол. Возле кровати с резными спинками стоял ее наполовину распакованный дорожный сундук. Свеча в бронзовом подсвечнике освещала целую горку подушек, вышитое покрывало на кровати и пушистый прикроватный коврик. Но, несмотря на заманчивый вид постели, Эвелина не собиралась ложиться спать.
Слова Майры Эштон продолжали звучать у нее в голове. Эвелина подошла к большому зеркалу в резной раме и стала рассматривать себя, как и предложила Майра. Она с неприязнью смотрела на свое отражение, испытывая желание плюнуть в зеркало.
Снизу, из кабинета, доносился веселый смех Брендана, старого капитана Эштона и его красивого рыжеволосого сына. Ей стало горько от этого смеха. Если бы она тоже могла радоваться чему-нибудь!.. Эвелина не могла вспомнить, была ли она хоть один день счастлива после того, как Ричард Кричтон едва не застрелил ее любимого брата и лишил ее единственного занятия, к которому она была пригодной.
Пригодной? Да у нее был талант… Она уже никогда не сможет рисовать. Она и сейчас прятала за спиной изувеченную правую руку, чтобы не видеть ее в зеркале.
На душе у Эвелины стало тяжело, и она сразу же ощутила голод. Надо было захватить с собой оладьи, оставшиеся от ужина. После еды она почувствовала бы себя лучше. Даже Брендан, которого она обожала, не мог заполнить душевную пустоту, как это делала вкусная еда. Бедняга Брендан… он так старался доставить ей удовольствие, покупая все эти драгоценности, которые ей, в сущности, не были нужны, а теперь и лошадь. Что с ней делать? Она никогда не ездила верхом и вряд ли научится. Брендан явно верил, что Майра Эштон способна творить чудеса.