Потянувшись губами к эбонитовому наконечнику и зачмокав, Володя не заметил, как из чёрного пролома под самым потолком выглянула вытянутая перекошенная тень. Двигаясь механически, рывками, она выбралась из своего укрытия, на миг зависла над беззаботно бредущим внизу военврачом и внезапно обрушилась на него.
Рождественский коротко вскрикнул, треснулся головой о цемент и во второй раз за последнюю четверть часа потерял сознание.
Фонарик погас.
Володя закашлялся, потому что прямо в горло ему лилась вонючая обжигающая жидкость.
— Ожил, — удовлетворенно, хотя и с некоторым удивлением сказал знакомый голос.
Рождественский открыл глаза и увидел над собой лицо, которое тоже оказалось знакомым. Сердитые бесцветные глазки, мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно отвратительные гусеницы.
Маленький сталкер Бандикут. Только его не хватало.
— Чё, узнал дядю? — осведомился Бандикут и противно захихикал. — Вот уж кого не думал ещё раз встретить в этом мире, так это тебя, доктор-врач.
Володя продолжал кашлять — уж больно едкой и противной оказалась гадость, которой пытался напоить его злобный коротышка. Жидкая пластмасса, не иначе. А он ведь глотка три, а то и четыре сделал…. Тьфу, дрянь какая!
Однако в голове слегка прояснилось, военврач сделал глубокий вдох и тут же подавился прохладным воздухом, сообразив, что забрало шлема открыто. Он нелепо зашарил и зашлёпал руками по лицу, пытаясь захлопнуть забрало, но тут же понял, что лежит вообще без шлема.
— Не гоношись, — деловито велел Бандикут, завинчивая крышку на зелёной пластмассовой фляге и пряча сосуд за спину. — Дыши легко и свободно, как на магаданском курорте. Уж от чего — от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь, доктор-врач. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого.
— Летального, — машинально поправил Рождественский, приподнимаясь на локтях. Сесть у него с первого раза не вышло. — До летального исхода.
— Один хрен в результате погибший труп насмерть убитого покойника выходит. Хоть по-научному, хоть по-простому, по-сталкерски, — рассудительно заметил Бандикут. — А ты вообще куда пёрся-то, скажи на милость?
— К своим, — угрюмо буркнул Володя. Он всё же сумел сесть и обнаружил, что находится в довольно просторной пещёрке, освещаемой переносным фонарём. С низкого потолка свисали сухие корешки и какой-то серый мох — наверное, так изнутри выглядит барсучья или кроличья нора. Фонарь был древний, такие Рождественский видел только в кино. За выпуклым подкопчённым стеклом потрескивало и плясало синеватое пламя; кажется, там горел керосин или бензин, а то и вовсе какое-то масло.