Недели, что за этим последовали, запомнились мне как темная, иссохшая бездна; я не могла плакать даже у его могилы, и единственным моим желанием было умереть. Несколько раз заезжал к нам Магнус Раксфорд, как и Джон Монтегю, но я отказывалась с ними увидеться. Ада сказала мне, что Джордж писал моей матери, но ответа не получил; объявление о бракосочетании Софи пришло в виде печатной карточки.
Самым тяжким мучением было сознавать, что Эдуард погиб из-за того, что встретил меня. Ада убеждала меня, что каждый, кто потерял жениха или мужа, мог бы сказать то же самое; разумеется, Эдуард не остался бы в Чалфорде, если бы не познакомился со мной, но в этом моей вины не было.
— Дело совсем не в этом, — сказала я наконец в один холодный зимний день. — У меня было предчувствие — видение его смерти… еще до того, как я его впервые встретила.
И я рассказала Аде историю того посещения, полагая, что она в конце концов поймет, как глубока моя вина. Но она никак этого не видела.
— Ты ведь даже поначалу не заметила этого сходства, — сказала она, — до твоего ужасного скандала с матерью; ты была потрясена и расстроена; разумеется, ты не могла не объяснить самым мрачным образом то, что было… всего лишь сном наяву, моя дорогая, и никакого отношения к Эдуарду не имело. Эдуард погиб оттого, что был бесстрашен, бесстрашен до безрассудства — он просто посмеялся бы над твоим видением, ты же знаешь, что это так и было бы…
— Да, — уныло промолвила я, — но я видела это привидение, и он погиб, и кто бы что ни говорил, этого уже не изменить.
К этому времени я стала уже обращать какое-то внимание на окружающий меня мир, хотя — если не говорить об Аде и Джордже — мне казалось, что этот мир навсегда лишен света надежды; и когда несколько дней спустя к нам снова пришел Джон Монтегю, я решила, что могу увидеться с ним — ведь это ничего не меняет. Когда Ада привела его в гостиную, я увидела, что он одет так, словно у него траур, и спросила — без всякого интереса — не потерял ли он кого-то из близких? Лицо его, казалось, как-то вытянулось, круги под глазами стали еще темнее.
— Нет, — смущенно ответил он. — Я… я оделся так в знак уважения…
— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, тем более, что я знаю — он вам не поправился, — сказала я довольно резким тоном.
— Он вам так сказал? — казалось, он даже имени Эдуарда не может произнести.
— Да, он так сказал.
— Мне очень жаль, что у него создалось такое впечатление обо мне… Мисс Анвин, я пришел сказать вам… если есть что-либо — что угодно — на свете, чем я мог бы быть вам полезен, мог как-то услужить вам, молю вас — ни минуты не колеблясь, попросите об этом, — тут его голос вдруг дрогнул от переполнявших его чувств.