Краем скатерти Милодора вытирала слезы:
—Не читала.
—И из господина Романова не читали?
—Что-то из Вергилия, как будто. Но это читают и царские дети...
После очередной бессонной ночи, которую Аполлон провел в бесплодных попытках придумать, как помочь Милодоре, чувствовал он себя весьма скверно. Смежив веки и мучаясь головной болью, он сидел на стуле у окна. Воспаленным виском, в коем с болезненностью пульсировала кровь, Аполлон прислонялся к холодной стене и ощущал от этого соприкосновения облегчение.
В дверь постучали. Это пришла Устиша. Выглядела она, пожалуй, тоже не лучшим образом. Девушка сказала, что Аполлона внизу дожидается какой-то солдат.
В полной уверенности, что Карнизов опять изволит вызывать на допрос, Аполлон чертыхнулся и вышел из своей комнаты.
Но он ошибся; с первого же взгляда на солдата Аполлону стало ясно, что явился этот человек не от поручика... Почему Аполлон так подумал, он и сам не знал. Но то, что солдат пришел с вестями о Милодоре, Аполлон уже ни секунды не сомневался.
С тревожным сердцем Аполлон сбежал по лестнице вниз.
—Вы господин Романов? — негромко спросил солдат, озираясь на лестницу, по которой спускалась Устиша.
—Да, это я.
—Тут просили передать вам... — и караульщик- солдат быстро сунул в руку Аполлону мятый клочок бумаги.
Аполлон развернул этот клочок и, увидев знакомый почерк Милодоры, спрятал записку в карман. Солдат при этом одобрительно кивнул и направился было к выходу...
Но Аполлон удержал его за плечо и просил горничную:
—Устиша, угости человека наливкой...
Однако солдат отказался.
Тогда Аполлон протянул ему деньги:
—Возьмите хоть это.
—Что вы! Разве я из-за этого!... — и солдат быстро вышел на улицу.
Должно быть, он сильно рисковал, что так торопился покинуть дом.
Вернувшись в комнату, Аполлон поскорее заперся, достал записку — совсем крохотный обрывок бумаги — и бережно расправил на столе. Тоскливо сжалось сердце Аполлона, когда он прочитал:
«Милый, милый Аполлон Данилович! Умоляю, сделайте что-нибудь, заберите меня отсюда. Добейтесь высочайшей аудиенции...»
Аполлон знал, что Милодора — сильный человек, который может стерпеть многие трудности и не проронить ни слова жалобы. Но если Милодора пишет «заберите меня отсюда», значит, ей невыносимо тяжело.
Аполлону стало душно, и он расстегнул ворот рубахи и раскрыл окно. В эту минуту он подумал, что Милодоре не позволена даже такая мелочь — раскрыть окно; а ей, без сомнения, стократ душнее, чем ему. Ныло сердце.
«Господи! Господи!...»
Аполлону был известен адрес того департамента, где рассматривались просьбы на высочайшее имя и в случае необходимости назначалась высочайшая аудиенция. Но в этом департаменте, конечно же, будет проволочек не менее чем на полгода... Аполлону показалось много проще добиться встречи с государем, прибегнув к средству старинному, к коему прибегали отчаявшиеся люди, — стать на площади перед дворцом и стоять столбом до тех пор, пока государь тебя не заметит и не соизволит спросить у своих придворных, чего надобно этому человеку...