— Уже видели хозяйку? Как она вам? — он не прочь был, кажется, посудачить.
От Захара пахло кожей, крепким вином и табаком.
— Добрая женщина, — отозвался Аполлон.
— Милодора-то? — в улыбке открылись разрушенные табаком зубы. — Да, добрая... И с виду женщина неплохая, и как будто не жадная, не выматывает последнюю копейку, порой прощает долг, дочке конфектов иной раз присылает... Участливая, добродетельная с виду...
— С твоих слов получается: не только с виду, — заметил Аполлон в спину своему провожатому.
Тот, однако, не обратил на его замечание никакого внимания:
— Вот я скажу: видали мы в Париже...
— В Париже? Разве ты бывал в Париже?..
— Больше года. В тринадцатом и четырнадцатом... Чего только ни насмотрелся!... Жизнь совсем другая. Н-да!... — тут он вздохнул. — Я в Париже-то барышень повидал. Могу о них судить... Смотришь на нее — она царевна. Царевна, да? — сапожник оглянулся.
— Положим...
— Так вот царевна, а готова с каждым солдатом пойти. Гулящая... И идут... Скажу по секрету, уж я перебрал этого богатства там... Н-да!... — сапожник на секунду оглянулся, он улыбался приятному воспоминанию. — С виду-то добра. А что внутрях — потемки... Хотя не мне судить... Но с другой стороны: почему бы и не посудить. А?
Сапожник Захар так увлекся разговором, что, кажется, позабыл про заболевшую дочку.
— Постой, ты о ком? — не понял Аполлон.— О хозяйке — о ком еще? О добродетельной нашей... Ведь она, скажу по секрету... По ночам, брат, принимает гостей, устраивает оргии... И довольно часто...
— Что-то ты не то говоришь, — нахмурился Аполлон; он подумал, что с его стороны недостойно обсуждать женщину, красивую и, конечно же, добродетельную, с этим пьяным человеком, который, не иначе, готов был весь мир очернить. — Я тут пару дней всего, но у меня уже сложилось мнение, что она женщина добрая и образованная.
— Вот-вот! — кивнул Захар. — Одно другому не помеха. С виду она, может быть, и ангел. Но я давно заметил: от таких ангелов беги — вместо души у них преисподняя, — он дошел до чугунной лестницы и остановился. — Вы, молодой господин, еще не видели теней в ее окнах. Поэтому не понимаете, о чем я толкую. А как увидите — вспомните Захара... Часто в непогоду... Тени в окнах мельтешат, а в апартаментах хозяйки тихо — ни музыки, ни голосов...
Аполлон пожал плечами:
— Чего только не привидится... — он не досказал насчет зеленого змия.
— Спьяну, вы хотели сказать? — осклабился в свете лампы Захар и пыхнул табачным дымом. — Есть, конечно, грешок. Но я — старый солдат, меру знаю... И явь от бреда отличу... Коляски да кареты подкатывают к крыльцу одна за другой — не простые гости, состоятельные, с лакеями да кучерами; слуги посреди улицы зимой греются у костров... Собираются у Милодоры греховодники с гербами — титулованные, значит... Съезжаются на оргии. А при свете дня встреть их... Сидят в кабинетах, в присутственных местах, в коллегиях под портретом государя-освободителя, принимают важный благочестивый вид. Они — лицемеры титулованные... Им в Петропавловке самое место... Я знаю.