Художник вздохнул:
— Увы, на меня Милодора и не взглянула. Федотов продолжал:
— Все у вас будет хорошо, Аполлон Данилович. Это вам даже Настя сказала. Помните?..
— Она немного странная девочка, — кивнул Аполлон.
— А госпожа Милодора... — доктор с минуту примеривался долотом к надпилу. — Ей, должно быть, понадобилось побыть немного одной: заглянуть внутрь себя, одуматься, взвесить. Знаете ведь, как это бывает... Настоящее чувство приходит не каждый день...
Острием долота Федотов подцепил крышку черепа и нажал на рукоятку. Крышка отскочила со звонким треском, очень напоминающим треск скорлупы ореха, и обнажился розовато-серый мозг, опутанный прозрачной оболочкой, как паутинкой. В бороздках между извилинами можно было рассмотреть что-то вроде сукровицы... С какой-то не совсем приличествующей моменту нежностью, а может, с почтением Федотов погладил ладонью обнаженный мозг.
У Аполлона было сейчас такое странное чувство, будто доктор Федотов анатомирует не чье-то постороннее тело, а именно его, что именно ему — Аполлону — доктор распилил сейчас голову и рассматривает его мозг, и прочитывает его мысли — тайные, заветные — мысли, которые Аполлон и сам от себя прятал, ибо даже не смел надеяться... на то, что оказал на Милодору столь сильное впечатление...
О как приятны Аполлону были эти слова! Как желалось ему, чтобы слова эти хотя бы наполовину соответствовали истине!...
Федотов даже не попробовал вытащить мозг; должно быть, требовалось немало времени, чтобы мозг оттаял.
Доктор сказал:
— Вы, Аполлон Данилович, произвели на нее сильное впечатление...
При этих словах Аполлон невольно вздрогнул: будто лекарь, действительно, перебирал его мысли. Но Федотов не заметил реакции Аполлона, поскольку рассматривал в данную минуту мозг.
Федотов с задумчивым видом продолжал:
— Я думаю, это понял и граф Н. Не случайно он почти перестал появляться в доме. Умный человек. Понимает, как она молода... как вы молоды.
Поддержал ее в трудное время, а теперь отходит. Благородно, знаете... А между тем он наверняка без ума от Милодоры. Разве можно быть от нее не без ума?.. Теперь вот вы, Аполлон Данилович... Уж простите, что я затеял этот разговор!... Поддерживайте Милодору. Она слишком хрупкое создание — легко сломать. Мечтает о прекрасном будущем для всех людей — в то время как каждый только и думает что о себе... Аполлон сказал:
— Ах, если бы ваши слова оказались правдой!... — он не устыдился своей искренности.
Лекарь, переглянувшись с художником, улыбнулся:
— Самое время напомнить истину: когда стрела амура ранит сердце, глаза закрываются.