В Саратове, до войны, он дружил с веснушчатой девушкой Аней из их театральной студии. Собственно, из-за нее он и стал в эту студию ходить, выкраивая время между занятиями боксом и парашютным спортом. Они с Аней даже начали целоваться — и всерьез собирались пожениться, когда достигнут положенного возраста. А дальше? Все рухнуло — и не только у них, а у всех — 22 июня. Потом, оказавшись уже в армии, по нашу сторону линии фронта, он несколько раз писал в Саратов. Но — Ани там не было. Она закончила школу снайперов и воевала в Армии Чуйкова в Сталинграде. Оттуда немногие вернулись живыми. Вот и Аня пропала без вести. Сергей точно знал, что это значит — одна из бесчисленных могил без памятника.
Но вообще-то все, что было до войны, казалось Мельникову какой-то неправдоподобной сказкой. Будто это происходило и не с ним. Сергею казалось — его жизнь началась на том разбитом шоссе, где он впервые вступил в бой с врагом. Все, что было до этого, вспоминалось как-то смутно. Другие ребята мечтали, как они вернутся домой, пройдут по знакомым улицам, надеялись обнять жен и невест, встретить старых друзей-товарищей. А вот у него даже с мыслях не было, сняв погоны, ехать с Саратов. Как отрезало. Видимо, капитан Еляков был прав: Сергей из тех людей, кому с войны вернуться не суждено. Да так ведь оно и получалось. Война закончилась — а он все продолжал стрелять и убивать. И, как догадывался Мельников, конца-края этому развлечению не предвиделось…
Между тем телега стала подскакивать на том, что тут, наверное, изображало мостовую.
— Эй, дед, самогонки нет на продажу? — послышался голос человека, судя по интонациям, державшего в руках оружие…
— А чем платить будешь? Немецкие марки мне ни к чему. А советских у тебя уж точно нету…
В Польше, как и во всех государствах во времена смуты, ходили самые разные денежные единицы. Поляки вроде бы уже успели напечатать новые деньги, но до такой глухомани они еще не дошли. А в основном товарообмен шел как в древние времена — натуральный.
— Зачем советские. Золотую десятку возьмешь?
Мельников буквально видел старого пана — как он берет золотую монету, пробует на зуб… Да явно этот дед далеко не такой бедный, каким выглядят его двор и хата… И не менее явственно Сергей представлял досаду неизвестного человека с ружьем, вынужденного расплачиваться за выпивку. Грабить, видимо, им строго-настрого запретили.
— Ладно, беру, — послышался голос старика. — Держи. Как слеза. Для себя гнал.
Телега, подскакивая на булыжниках, двинулась дальше. Вскоре она куда-то свернула — и деревянные колеса зашуршали по траве.