Что же касается теплой компании, у них все пошло наперекосяк еще во время войны, после провала генеральского заговора. Гестапо и прочие немецкие службы стали рыть носом землю. Йорк оказался под сильным подозрением — но его трясти не стали. Линген очень боялся ареста, поэтому он поспешил заболеть и попытался укрыться в госпитале. А потом не придумал ничего умнее, как попросить начальника госпиталя, который тоже сочувствовал заговору, спрятать документы прямо у себя. Это была ошибка. Доктора куда-то срочно перевели, забрать материалы не удалось. Осталось только начертить две схемы — и одну из них переправить Йорку.
— Вы так ему доверяли? — спросил Еляков.
— У меня не было другого выхода.
При приближении наших войск Линген пытался бежать — и даже сел в Пиллау на корабль, идущий в «большую» Германию. Но не повезло. Транспорт отошел от порта всего на милю — а потом в небе появились наши пикировщики. Для летчиков всех стран судно посреди глади моря, которое не может ни залечь ни спрятаться, даже не способное огрызаться зенитным огнем, — лакомая добыча. Никто и нигде не разбирается — везет оно военные грузы или мирное население. Всякие там «законы войны» всерьез воспринимают только в мирное время. Как только начинается война — про них тут же забывают. Да и разве сверху видно летчику — кто там на судне?
«Юнкерсы» с удовольствием топили наши корабли при эвакуации Таллина и Ханко, а также союзные конвои. Теперь «пешки»[58] сводили счеты. В общем, корабль отправился на дно — и Дикс спасся только чудом. После этого он сидел в Кенигсберге, не зная, на что решиться. И тут появился Шварцхельм.
Барон не имел отношения к возведению Черного леса. Его непосредственные начальники были против этой затеи — и в результате оказались вне игры. Да и Барон, неплохо знавший законы партизанской войны, отзывался об этой затее с откровенным презрением. Но, тем не менее, он многое знал. В том числе — и про институт «Норд».
— Я не знаю, как он на меня вышел, но этот человек способен и не на такое. Они явились ко мне — и выбора у меня не оставалось. Пришлось их вести.
— А почему вы повели их другой дорогой?
— Я кое-что знал о Шварцхельме. И догадывался — он человек, который не любит оставлять свидетелей. Зачем я ему был нужен, когда документы будут в его руках. Я хорошо знаю этот бункер — и повел их длинной дорогой. И надеялся уйти. Собственно, так я и сделал… Я бы все равно вам сдался. Нельзя, чтобы материалы попали в руки таким, как он.
— Вот мы и перешли к самому интересному. Что было в материалах этого самого института «Норд»? — спросил Еляков.