И вообще, все у них неведомое, диковинное, такого мы отродясь не видывали!
— От того и диковинное, что они посланники Божьи! — заключила Онисья. Раз у людей такого не бывает, значит и не люди они вовсе! Они, может, божьи дети в людском образе!
— Кто их знает, Онисьюшка, кто их знает! Уж больно срамно одеты они для божьих детей!
— Тяпун тебе на язык! — Онисья испуганно закрестилась, вопрошая у Бога прощения за нерадивое замечание мужа.
— Да от чего ты так беспокоишься, Кузя, весь сам не свой?!
— Да от того, что неведомо мне ничего, а я как никто другой за все в ответе! — Кузьма с раздражением взглянул на жену.
— Ах, ты, господи! — Онисья нежно положила свою слабую руку на плечо мужа. — Все будет хорошо, Кузя, не майся так! Я нутром чую, что все будет хорошо!
— Твоими бы устами мед пить!
— А что они теперь делают, Кузя? — Онисья, загоревшись любопытством, заглянула мужу в глаза.
— Сейчас на реку собираются раков ловить. Я велел Ваньке Смоленову и Федьке Губареву пойти с ними. А далее намечают на Москву двинуться. Сегодня все утро мою одежу перебирали, кому какая подойдет. Хотят в нашу человеческую одежу нарядиться, чтобы к Москве пойти и не привлекать к себе внимания. Игорь сказал, что им надобно одеться в обычных крестьян. А девки ихние Марийкины сарафаны все примеряли, а ее в свое вырядили, и она в таком виде принялась по дому расхаживать.
— Гляжу, идет к столу непокрытая, вместо косы волосья в какой-то пук собраны, аж на самой макушке. Рожа вся размалевана, глазищи черные, а губы красные, да в придачу в коротких штанах. Я и не узнал ее сначала. Думаю, что за девка новая, отколе у них такая взялась? А она мне — доброе утречко, тятя! Я тогда взял стул и со злости на нее замахнулся.
— Да, нешто можно так, Кузя! Убил бы девку, или покалечил. — Онисья обиженно поджала губы.
— Да не ударил бы я ее, а только попугал!
— Дак это ж они ее вырядили, девки, а ее вины в том нет!
— Не след ей ходить в таком виде! Они пусть как хотят, а ей не след! Их Алешка на нее глазищи и так растаращил, а тут и вовсе слюни пустил, как разголенная она появилась.
— Господи! Да, что тебе этот Алешка, пусть таращится. Девка-то у нас будто ягодка сладкая, чего ж на нее не поглядеть!
— Цыц мне! Раскудахталась! — Кузьма строго взглянул на жену. — Не твоего ума дело мне указки давать!
Онисья покорно замолчала и опустила глаза. А Кузьма, удовлетворенный таким послушанием, немного смягчился.
— Игорь просит, чтобы я отпустил с ними нашу Марийку к Москве. Говорит, что им нужно будет с кем-то совет держать.
— Совет? — удивилась Онисья.