— Ничего себе лошадь. В таком случае вы чистокровка. Почему же все-таки вы не ели?
— Поверните налево, пожалуйста. — Оливия думала про себя, что, если Роман считает, что у нее вкус к дорогой пище, он ошибается. — Боюсь, что я больше предпочитаю «Макдональдс», — призналась она. — Мы, танцовщицы, вынуждены есть на бегу и дешево. Я не привыкла к еде, которую вы предлагаете в «Георге Пятом»…
— О, прошу прощения! Вы должны были бы сказать. Я мог бы приготовить вам… Какое у вас любимое блюдо?
— Это не имеет значения. Поверните направо у светофора, пожалуйста. Моя любимая пища? Думаю, об этом мечтает большинство танцовщиков — это толстый кусок вырезки и жареный картофель по-французски.
Роман повернул руль.
— А какой соус? По-бернски? Или…
Оливия прикусила губу и заставила свой голос звучать дружелюбно.
— Вы, наверное, не понимаете. Просто кусок мяса. Настоящий, простой кусок вырезки.
— Извините. Слегка прожаренный?
— Средне.
— Вы получите его!
— Что? — Оливия поправилась. — Извините?…
— Завтра ночью. После работы.
— С Джорджио будет припадок. Настоящая вырезка и жареный картофель на его кухне?
— Это больше моя кухня теперь! Но я вас понял. Как насчет воскресенья?
— Воскресенья?
— Ужин у меня на квартире? Никаких посягательств, обещаю.
— Настоящий кусок мяса?
— И столько жареного картофеля, сколько вы сможете съесть.
— Вы знаете, как делать картофель по-французски? Остановитесь перед тем автомобилем. Вот где я живу. С матерью и Портией, сестрой. Вы должны будете найти рецепт картофеля по-французски.
— Так вы придете? В воскресенье?…
Роман расценил то, что она захлопнула дверь машины со всего размаха, как согласие. Черт побери, он даже не попытался поцеловать ее! Однако в воскресенье все будет по-другому.
Пришло воскресное утро. Когда-то воскресенья были особыми днями. Такими были утренние часы, когда мать Романа готовила ему завтрак, как она это делала остальные шесть дней недели.
Мать Романа была инвалидом с той ночи, когда она родила его. И так до смерти и не поправилась. Дать ему жизнь почти стоило ей жизни. К сожалению, она напоминала ему об этом примерно раз в месяц. Правда, она всегда смягчала эти слова: «…но это не было твоей виной, дорогой». Но почему-то он так и не смог поверить в искренность этих слов.
Она страдала от целого ряда каких-то смутных «женских проблем», а также от мигрени. К тому времени, когда Роману исполнилось пять лет, она была прикована к постели примерно один день из четырех. К своему одиннадцатому дню рождения Роман стал уже умелым поваром, готовящим нехитрые блюда, и довольно неплохим домоправителем.