Дом Джорджио представлял собой просторное, покрытое белой штукатуркой строение под красной черепичной крышей. Тяжелая красновато-оранжевая дверь была изысканно украшена. Открыла ее Фелиция — собственной персоной.
Роман оказался застигнутым врасплох. Он ожидал увидеть матрону, которой лет шестьдесят или, по меньшей мере, далеко за пятьдесят. Представшей же перед ним Фелис было чуть больше сорока. Она была в атласной черной блузе, надетой поверх чего-то кружевного.
Она ввела его в просторную комнату с белыми стенами и строгой мебелью из черного дерева с черной кожей.
— Выпейте, — предложила она. — Скоч? «Кардью», не так ли? Джорджио держал бутылку именно на тот случай, если вы как-нибудь заедете.
Чувство вины почти сломило Романа. Джорджио хранил для него специальную бутылку, именно на такой случай. А он никогда не заходил! Ни разу, вплоть до того момента, когда уже стало слишком поздно. Ведь были намеки — что-то типа «когда окажешься в нашем районе». Роман никогда не воспринимал их всерьез.
— За Джорджио! — подняла тост Фелис.
— За Джорджио! — эхом отозвался Роман. Затем, собравшись духом, он прямо посмотрел на Фелис. Она была небольшого роста, чувственная крепышка несколько сельского типа. Над высокими скулами располагались большие глаза.
— Садитесь, — сказала она.
Роман пристроился на краешке отделанной кожей софы.
— Он много думал о вас, — обратилась к нему Фелис. — Знаете, у нас никогда не было детей.
— Не было?
— Нет. Джорджио поздно женился. Понятно, что это не был брак по любви. Я хотела иметь гражданство, а Джорджио — то, что я ему могла дать. Любовь пришла позже. Я приготовилась принести себя в жертву… Думала, что, может быть, потом заведу себе любовника. У женщины есть потребности точно так же, как и у мужчины.
Но я этого не сделала. Я ни разу не изменила моему Джорджио. Я думала, что из-за его возраста… но — ошибалась. Джорджио сделал меня очень счастливой. Это не были всего лишь материальные вещи. — Ее руки дрожали. — Однако я забылась… Вы, должно быть, встревожены относительно маленькой машины?
— М-м — несколько.
— Я знала о договоренности. Сейчас машина записана на мое имя, так и останется. Имя — мое, но машина — ваша.
Роман выдохнул:
— Спасибо.
— И кое-что еще, — произнесла она.
— Да?
— Из-за вашей невезучести… Джорджио попросил меня отдать вам это. — Она передала Роману конверт. В нем было десять хрустящих стодолларовых бумажек.
— Он был удивительным человеком, — сказал Роман.
— Да, был. Я очень по нему скучаю. Вы, Роман, тоже должны по нему скучать.
— Так и происходит. — Действительно, в этот момент ему не хватало Джорджио больше, чем когда-либо в прошлом.