— Это как? — художник беспомощно плюхнулся обратно на стул. — Вы же не думаете, что невест было… несколько?
Эллис переглянулся с Лайзо — и оба они расхохотались. Уж не знаю, что почувствовал мистер Калле, а вот мне стало обидно. Не все так хорошо разбираются в преступном мире. Для неспециалиста путаться в терминах и понятиях ничуть не стыдно. Ведь Георг, к примеру, не смеется, когда Эллис называет «чаем» и листья бхаратского кустарника, и мятно-липовый настой с медом, и отвар из ромашки.
Поймав мой недовольный взгляд, Лайзо поперхнулся смешком и мгновенно посерьезнел:
— Возможно, в Бромли и впрямь работает банда юных красавиц, но вряд ли. Я могу, конечно, спросить у ма… — он посмотрел на Эрвина и сообразил, видимо, что тот не знает, откуда появился у строгой леди Виржинии красивый и сведущий в сыскном деле водитель. — …спросить у своего информатора, не появилось ли новеньких среди охотниц за богачами.
— А спроси, — неожиданно оживился Эллис. — Я сам хотел порасспросить своих людей, но у тебя источник, пожалуй, даже более надежный. Что же касается состава преступной группы, леди Виржиния, то я бы предположил сговор между конторой, которая принимает ставки, и некой «вольной художницей», вытягивающей деньги из обеспеченных любовников. К примеру, служка из конторы дает наводку, девушка обрабатывает клиента, а деньги делятся соответственно затраченным усилиям. В пользу этой версии говорит и история Макмаффина, — он взмахнул газетной вырезкой и задумчиво сощурился. — Кто знает, не был ли тот молодой эсквайр первой ласточкой, первой неудачной попыткой присвоить деньги?
— Возможно, — согласилась я. Предположение было разумным. — А сейчас, господа, давайте пересядем за другой столик. Здесь скатерть перепачкана кофе. Эту Мадлен унесет, а мы пока можем продолжить обсуждение…
Эрвин только сейчас понял, что он натворил со столиком, и принялся смущенно извиняться. Обменявшись традиционным «Я был так неловок…» — «Ах, оставьте…», мы продолжили разговор. Точнее, это Лайзо продолжил рассказ, а мы стали внимательно слушать.
Эсмонд Палмер воистину оказался кладезем всевозможных сплетен о Мореле. Пожалуй, если бы я не устраивала вечера памяти, а пригласила его одного, мы узнали ровно столько же о покойном, сколько от всех остальных гостей вместе взятых. Правда, розыгрыши, в которых так яростно обвинял Эсмонд своего соперника, выглядели по большей части невинными совпадениями. Подумаешь, запер случайно товарища в кладовке для инвентаря — время-то было позднее, да и Палмер там уснул, и заметить его было сложно. Подпорченный костюм? Так, может, это вовсе и не Морель постарался… И так далее, и тому подобное. Складывалось впечатление, что Палмер действительно помешался на сопернике.