Он со злостью посмотрел на буквы, выведенные краской на его крышке. Выцветшие и полустертые, но еще можно было разглядеть, что там написана фамилия Скотт. И было совершенно очевидно, что кто-то соскреб первую половину буквы W, оставив только V. Боже! В тот вечер он сидел на этой чертовой коробке! И все это время маленькая негодяйка должна была ткать свою сеть.
Она прекрасно знала, что может ему доверять. Она с самого начала знала, кто он. Возможно, еще до того, как в тот вечер упала в его объятия. Он вынужден был признать, что она блестяще разыграла свои карты.
Испуганный вздох привел его в чувство, заставив поднять взгляд от бюро. Даже теперь, когда он знал правду, было невозможно не восхищаться ее игрой — она в очевидном ужасе уставилась на обвиняющую надпись. Он скривил губы при виде ее побледневших щек. Может быть, она ужаснулась искренне. Вряд ли она думала, что ее ловушка раскроется так скоро.
Огромные серые глаза взглянули на него. Боль полоснула ножом, быстро исчезнув в приливе ледяной ярости.
— Доброе утро. Я пришел, чтобы увидеть, есть ли здесь что-нибудь, что вы пожелаете взять с собой.
— Я…
Он прервал ее:
— Значит, только это бюро. Я попрошу Хардинга — вы помните Хардинга? — забрать его с собой в почтовый дилижанс. Нам лучше поспешить. Объясняться было бы неловко, не так ли, мисс Скотт?
Холодные слова хлестали ее. Значит, он узнал. Его презрение живьем сдирало с нее кожу. Непримиримый судья заменил нежного, страстного любовника. Она слишком низко упала в его глазах.
— Вы… вы не поняли…
— По-моему, я все отлично понял. А теперь поспешите. Мы должны идти.
Смысл его слов, наконец, дошел до нее.
— То есть… вы все-таки берете меня?
Неужели чувство облегчения заставило так сжаться ее внутренности? Или… страх? Все-таки она спаслась. Но ее руки дрожали. Так кто стал его любовницей — Селина или Верити? Быть его любовницей в качестве безвестной Селины — это одно. Но быть его любовницей в качестве Верити Скотт, на которую осуждающе глядели его холодные пронзительные глаза, — это совсем другое.
— О да. Я беру вас. — Его голос полоснул ее как ножом. — В конце концов, если вас немного подучить, вы вполне удовлетворительно согреете мою постель. По крайней мере, вы достаточно страстны. Это вас оправдывает.
Никогда в жизни она не думала, что скажет такое, но…
— Не… не могли бы вы забыть, что я… я — это она… и просто… просто думать обо мне как о… Селине?
Он разразился неприятным смехом:
— Без сомнения, ваш отец предпочел бы именно это, но я боюсь, что немного поздно обманывать себя. Возьмите плащ и идите за мной.