Метрдотель взял бутылку с водкой и стал разливать ее в большие рюмки из толстого зеленого стекла. Заметив удивленно поднятые брови Линдемана, Кройцер пояснил: русские пьют большими рюмками и перед едой, а у нас ведь сегодня ужин по-русски.
— Господин Кройцер, — Артур повернулся к нему лицом, — а откуда вы знаете все эти русские традиции?
— Видите ли, я дважды бывал в России — в 1939 и 1940 годах и кое-что успел там узнать. Э, нет, пить будем до дна, по- русски, — и Кройцер лихо опрокинул в рот рюмку.
После этого он крякнул и стал нюхать ломтик черного хлеба, а потом щепотью взял капусту и стал ее жевать.
Артур удивленно смотрел на все эти манипуляции и потом нехотя, повинуясь призывному жесту Кройцера, маленькими глотками выпил содержимое рюмки. Несмотря на призывные взгляды Крейцера, Артур ел борщ без всякого аппетита. Карп в тесте ему очень понравился, а гречневую кашу он решился попробовать только после заверения Кройцера, что это очень вкусная вещь, которую любили даже цари.
Линдеман с трудом съел две ложки каши, потом отодвинул тарелку в сторону и снова принялся за бутерброды с икрой.
От Кройцера он, Артур, ожидал, по правде говоря, более тонкой игры, хотя этот «ужин по-русски» был расчетливой уловкой. Конечно, сам факт посещения русского ресторана был достаточно красноречивым. Кройцар стремился использовать эту «русскую атмосферу» как лакмусовую бумагу, чтобы посмотреть, как будет реагировать Артур!
Для этого же здесь крутится и этот метрдотель, очевидно, старый агент Кройцера. «Ну, ничего, — подумал про себя Артур, — поужинаем по-русски. Но нужно кончать с Кройцером. И как можно быстрее, ведь он подозревает меня в том, что я русский разведчик! Теперь это совершенно ясно».
После второй рюмки, которую Артур и Кройцер выпили на брудершафт, Линдеман немного захмелел. Кройцер с удивлением заметил, как у нового приятеля покраснело лицо, заблестели глаза, а движения рук стали более резкими. Спаивать Линдемана Кройцер не собирался, но тот теперь сам уже взял инициативу в руки, наливая одну за другой рюмки и даже пытался по примеру Кройцера опрокинуть водку в рот. Правда, у него из этого ничего не получилось, он закашлялся, а лицо еще больше покраснело.
Постепенно настроение Кройцера стало портиться. Его «психологический опыт» оказался снова неудачным, как и тогда, под Бад-Аусзее. Этот Линдеман вел себя за русской едой как самый обычный немец, и поймать его на какой-то мелочи не удалось. Хуже того: он стал постепенно упиваться, а этого Кройцер терпеть не мог. Он не любил вести работу с пьяными, зная из своего опыта, что это не дает обычно никаких результатов.