— Хозяин, — сообщил проводник, — все готово. Сейчас будет дело. Вон…
Под котлом билось пламя, жадно пожирая прошлогодний кустарник.
— Мне надо знать о том человеке, которого ты вел в прошлом году, — сказал Махмудбек.
— Он уже начинал болеть. Он говорил, что в это время ему всегда плохо. То холодно, то жарко.
— Малярия?
— Да, малярия. Так сказал доктор в Гульташе…
— Тоже японец?
Проводник удивленно замигал глазами и кивнул.
— Да, японец. Вы знаете о нем?
— Слышал… — сказал Махмудбек и спросил: — Ты проводил того человека?
— Мне надо было возвращаться домой. До снега оставалось очень мало.
— Он успел уйти?
— Не знаю, господин. Он очень болел.
— А сейчас смог бы уйти?
— Уже пять-семь дней назад можно было пройти через перевал, к границе Советов.
В щели и трещины скал умело, с удивительной точностью, вбиты колья. На кольях не очень прочный настил из хвороста, камней, земли. Это и есть овринг, участок горной тропы, которая тянется вдоль отвесной скалы.
Махмудбек и Адхам молча наблюдали, как проводник, поглаживая по шее, успокаивая, вел первого коня. Потом вернулся за вторым. За третьим. Проводник словно доказывал, как прочна и удобна эта шаткая дорога. На всякий случай он уверенно сказал:
— Четыре, пять манов выдержит…
Маны — на Памире чуть больше 35 килограммов.
Махмудбек и Адхам пошли, изредка касаясь ладонями отвесной скалы, ощущая ее вечный холод. Солнце сюда не заглядывает, по скале постоянно стекают тонкие, почти незаметные ручейки… Где-то Тает снег, и вода находит трещинки среди плотных камней.
Казалось, искусственная тропка пружинисто прогибается под ногами, испытывая нервы…
— Как, Адхам? — спросил Махмудбек.
— Хорошо, господин… — с показной небрежностью ответил юноша.
Он пройдет этот страшноватый овринг. Вечером ждет Гульташ. А там еще один переход. И все… Парню становится труднее скрывать свое нетерпение. Скоро… Очень скоро он будет дома.
Не наделал бы глупостей у Джанибека. Надо будет настоять, чтобы Адхама сразу же переправили через границу…
Джанибек… Как он встретит Махмудбека? Что дошло в эти дикие горы о нем, о муфтии Садретдинхане, о размолвке с Пулатходжаевым?
Махмудбек уже убедился: вести из долины, несмотря на грозные непроходимые перевалы, каким-то чудом просачиваются в горы. Пусть по капле… Будто вода через плотные, покрытые зеленым лишайником скалы.
Маленький караваи вновь пополз в горы. Вновь зацокали копыта послушных, выносливых животных…
Было очень тихо. И вдруг странно, неожиданно в этой тишине, раздался постепенно нарастающий рокот самолета. Наконец он, небольшой, юркий, вынырнул из-за вершины, качнул крыльями и скрылся.