— Ну, если хочешь, давай будем друзьями. Лучшими друзьями.
С трудом она сдержалась, чтобы не закричать «Нет!». Наверно, это было бы слишком даже для женского романа. Вместо этого она нашла в себе силы сказать:
— Как ты можешь? Глупый. Я же люблю тебя.
Никому и никогда она эти слова не говорила. Даже маме.
— И ты согласна быть со мной всегда, и в радости, и в горести? — в его голосе не было обычной иронии.
— Ты же знаешь.
Он посмотрел на нее и прочитал ответ в ее глазах.
— Жалею, что мы не встретились раньше, — произнес он, держа ее за руку. — Мы могли бы отправиться в романтическое путешествие. В Крым.
— Придет лето, и здесь будет хорошо. На холмах вырастут цветы и трава.
— В смысле конопля? Есть у нас те, кто обрадуется.
Она засмеялась глуповатой шутке, и снова повисла пауза, они обменялись долгим взглядом, в котором была древняя как мир игра намеков и полунамеков. Вроде бы и он не привлекал ее к себе, и она не тянулась ему навстречу. Но как-то незаметно они оказались совсем рядом.
— Столько раз представлял себе этот момент, — он привлек ее к себе. — Вроде, теперь нужно поцеловать свою любимую?
— А ты не знаешь? — шутливо спросила она.
— Абсолютно. Ты же у меня первая и единственная.
— Все шутишь, — вздохнула Настя.
— Никогда не был так серьезен. Я влюбился первый раз в жизни. Все, что было до, не считается.
— Конечно, не считается, — согласилась она.
— Ты такая красивая, что можно говорить об этом до утра. Хочешь послушать?
— Еще больше хочу, чтобы ты, наконец, поцеловал меня.
Когда их губы, наконец, разомкнулись, Настя покачнулась.
— Что с тобой, любимая?
— Голова закружилась.
— И руки холодные. Дай погрею, — он поднес ее руку к губам. — Ты дрожишь.
— Это не от холода.
Долгое время в тишине раздавался только звук поцелуев. Потом его прервал шепот Антона.
— Мы могли бы подождать до свадьбы.
— Смеешься? Я всю жизнь этого ждала.
— Тогда мы поженимся, когда вернемся.
— Обязательно.
— Правда? Я так люблю тебя. Блин, мозги абсолютно отключились…
— А разве они сейчас нужны?
— Ты права, моя девочка. Иди ко мне.
На минуту Антон отпустил ее, стал расстегивать пуговицы на ее кофте.
— И чего же их так много?
Он поднял Настю и перенес на кровать, покрывая поцелуями: губы, шею, плечи, грудь, ниже… гладя, лаская.
— Люблю твои руки, — произнесла она в темноте. — И не только за умение играть на гитаре.
А дальше никакие слова были не нужны. Это была не просто физиология, а нечто больше. Ей хотелось, чтобы эти минуты никогда не кончались — только теперь она чувствовала себя не обломком человека, а целым.
И то, что не было пережито раньше, в «нормальном» времени, когда наполненные людьми города-муравейники были для нее также мертвы и пусты, как руины, было прожито и испытано теперь. Потом они сидели, обнявшись, теряя счет минутам. Они понимали, что скоро придется возвращаться, но так не хотелось думать ни о чем. И так же, не отрываясь друг от друга, незаметно уснули.