Хотя, что толку себя обманывать? Естественно, это зависть. Он же живой человек. И ему тоже хочется. Очень хочется, но не так. Если так, то это хуже рукоблудия. Ведь кроме плоти есть еще душа. У некоторых, кхм.
Может, зря он ту дуру отшил? Может, было бы не так хреново на душе?
«Надо добавить, — подумал Саша. — Срочно накатить еще пару стопок».
До общежития он добрался на автопилоте — не то чтобы его штормило, но легкую потерю координации Данилов чувствовал. Трехэтажное здание бывшего санатория встретило его тишиной — почти все или гуляли по улицам, или были на вечере.
Поднявшись к себе на этаж и ввалившись в свою комнату, Александр рухнул на раскладушку. Было тихо, только где-то далеко на пределе слышимости играла развеселая музыка.
Странная легкость ощущалась в конечностях, легкость, как будто они ничего не весили, но тяжесть в желудке оставалась, и в голове тоже. Саша никогда раньше не напивался. Расслабления не наступило, скорее, наоборот. Наверно, не надо было все мешать вместе. А может, водка плохая. В этот вечер на столах было не то, что обычно называли в Подгорном водкой — смесь спирта из цистерны с водой в пропорции «на глаз». Это был прежний алкоголь, в рифленых бутылках и с голограммами на горлышке. Еще одна добыча доблестных «сталкеров».
При мысли об алкоголе Данилов скривился, как будто съел целый лимон, хотя все, с кем Александр общался, сходились на том, что даже самогон, который гнали в Городе, на поверку был лучше, чем пойло, которое раньше продавалось в магазинах. Потому что свое делалось для себя, а прежнее — для сокращения численности населения.
Он еще долго ворочался с боку на бок, не находя положение, в котором удастся прекратить надоевший поток сознания.
К двум часам ночи Саша все еще не мог заснуть. Мысли одна бредовее другой рождались в голове.
Придти к ним в таком виде. Набить этому гаду морду. Забрать ее с собой.
Да нет, Антон его и трезвого прибьет, а в таком состоянии просто на смех поднимет и выкинет за шкирку.
Да даже если бы она встретилась с ними одновременно, кого бы предпочла?
«Создать семью? Мне проще основать империю», — вспомнил Александр слова одного философа. В Наполеоны Данилов не стремился, но с воплощением в жизнь другого варианта было еще труднее.
Он чувствовал, что Настя ему нужна как никто. Ни раньше, среди миллионов, ни сейчас среди нескольких тысяч другой такой он не встречал. На расфуфыренных «интеллектуалок», на глупых блондинок и серых мышек он насмотрелся еще в институте. Настя не вписывалась ни в одну категорию. Она была похожа на него, как отражение. И если бы ему сейчас предложили другую — он бы только посмеялся.