— Тебе тоже отбой, — отдаю команду разведчику, а сам выхожу на крылечко, сажусь на шаткую ступеньку.
Не оттого, что все надоели и хочется побыть одному — мне не терпелось отрешиться от всех, чтобы вспомнить прапорщика из кафе. Имя узнать не успел, надеялся на проводы, но это не суть важно: завтра утром на столе будет лежать список всего личного состава гарнизона, а уж вычленить из него прапорщика-связиста примерно 35–40 лет — это ли задача для разведчика! Но как она танцевала…
Видение прерывает скрип двери в лейтенантской «бытовке». Две фигуры, потолкавшись и не вместившись на крылечке, переместились к спортгородку, заалела красная точка сигареты. Орешко, он курит. Его голос и послышался первым.
— Да-а, интересно началась служба.
— Зато будет что вспомнить, — ответил Урманов.
— Если будет чем. Слышал, нашего Петрова, или как его еще там, зовут здесь «Груз 200»?
— Так разведка, а не хозвзвод.
— Попали, как блохи на расческу.
Мне бы улыбнуться, да только лейтенанты правы. В последних операциях я действительно потерял пятерых ребят, на языке статистики переведенные в разряд «трех безвозвратных потерь и двух — санитарных». И все, кто со мной, по определению как блохи на расческе. Успокаивать совесть может только то, что и я — вместе с ними.
Намереваюсь подняться и уйти, но новички переводят разговор на дела семейные, и остаюсь недвижимым: про это, может быть, более всего я и должен знать. Спортивные разряды и военные знания на войне открываются сразу, душа, наоборот, частенько закрывается. А что в ней, в душе? Что гнетет, чем мается, к чему стремится? Это не любопытство — это обязанность командира знать, как поведет себя подчиненный в той или иной обстановке. Буду знать, кто они, присланные на замену — буду знать, какая задача окажется по зубам. На что рассчитывать в критический момент…
— Ты, я слышал, женат? — пластинку, как всегда, заводит более нетерпеливый десантник.
Следует долгое молчание, и когда кажется, что ответа не последует, Урманов словно для меня исповедуется:
— Как тебе сказать… И да, и нет. У меня друг был женат, а через год после свадьбы утонул. Пожалел его семью, взял после выпуска к себе. А потом встретил свою любовь. И теперь не знаю, что делать.
— Сбежал от проблем на войну?
— Отчасти. Только это уже холостой выстрел: пока я маялся и на что-то решался, Лена ушла к другому.
Над военным городком пробивалась сквозь пелену луна, сама ставшая расплывчатой. Над аэродромом — конечно же, военным, в Моздоке иного сроду не бывало, стоял гул прогреваемых моторов: куда-то готовились лететь «вертушки». Впрочем, отсюда летят только в Чечню. Придет срок — взлетим и мы. Но пока мои лейтенанты решают свои земные проблемы на возможно удаленном от войны расстоянии.