— Как соберешь деньги, принесешь их брату Апти, Ахмеду Талалаеву. Помнишь его?
Хамзат, занятый своими невеселыми мыслями, утвердительно кивнул.
— Хорошо. Вот ему и отдашь всю сумму, а уж он знает, как нас найти. Смотри же, срок начинается с сегодняшней ночи. Не будет денег — пеняй на себя… Мы тебя предупредили. А теперь, до свидания, провожать не надо, дорогу сами найдем.
Скрипнула несмазанной петлей дверь, короткой сторожкой перебежкой протопали по двору легкие шаги двух пар ног. Негромко звякнула цепь честно бдившего во дворе, оказавшегося таким бесполезным, волкодава. О ночных гостях теперь напоминал только едва ощутимый запах потных давно немытых тел, да оружейной смазки, витавший в воздухе. Если бы не это, то весь их визит можно было счесть всего лишь страшным сном, кошмарным предрассветным бредом… Но Хамзат точно знал, что происшедшее вполне реально, гости вовсе не были призраками, или ожившими в полночь мертвецами. А вот ему, Хамзату, предстояло стать мертвецом всего лишь через несколько дней. Найти где-то двадцать тысяч долларов было совершенно немыслимо.
Теперь он, едва передвигая ноги, неосознанно оттягивая неизбежное, шел на встречу с русским. В голове гудящим роем кружились, бились друг об дружку, не помещаясь в тесноте черепной коробки мысли. Казалось бы, перед ним вдруг нежданно-негаданно замаячило простое и легкое решение всех проблем с Апти. Достаточно шепнуть о нем этому страшному русаку и все, больше он никогда не увидит забывшего давнюю дружбу посмевшего угрожать ему смертью одноклассника. Нет ни малейшего сомнения, что русский заинтересуется такой информацией и, может быть, даже заплатит за нее деньги, как обещал. Но поступить так, значит действительно предать свой народ, стать в идущей войне на сторону ненавистных оккупантов и уже навсегда отрезать себе дорогу обратно, к той подчеркнуто нейтральной жизни, которую он вел до сих пор. Ведь русский не остановится на этом и, угрожая разоблачением, будет требовать все новых и новых предательств. А это замкнутый круг, чем больше он будет поставлять информации, тем плотнее будет насаживаться на тот крючок, которым его один раз подцепили. А там, сколь веревочке не виться, конец всех предателей и стукачей всегда один, а в условиях гордой национальной республики конец этот страшен. Кожу живьем сдерут, да так и оставят, умирать долгой мучительной смертью. Сам Хамзат подобной казни никогда не видел, но от людей слышал, что умирает наказанный, бывает несколько дней и все это время беспрестанно кричит от боли. Если в ситуации с Махмаевыми еще Аллах знает, как все выйдет, может быть удалось бы и оправдаться, если твердо стоять на своем и на все вопросы отвечать, что гаски специально решили опорочить честного чеченца. То если отдать русским Апти, после того, как он грозил ему, а про угрозы наверняка известно всем его родственникам, раз деньги требовалось отдать Ахмеду, то и полный дурак поймет, в чем тут дело. Уже никак не отмоешься, никакой ловкий язык не поможет. Однако если ничего не сказать русскому тоже плохо выходит — мало того, что про Махмаевых еще неизвестно как выйдет, удастся оправдаться, нет ли, так еще и требуемые боевиками деньги повиснут на шее тяжким грузом. Тут уж точно без вариантов, такой суммы не собрать. Значит, под дулом автомата заберут с собой в горы, а там он точно погибнет, потому что, зная, что не по доброй воле он здесь никто за него не заступится, никто не поможет, не прикроет в бою. А раз так, то и смерти ждать не долго. Так ничего и не решив, Хамзат подошел к крашенным в зеленый цвет с по старинке намалеванными по центру красными звездами воротам комендатуры.