— Послушай, — обманчиво мягко начал он. — Давай успокоимся, все тщательно, не горячась и не бросаясь громкими словами, взвесим и обсудим. Хорошо, я готов поверить, что ты такой вот весь из себя несгибаемый герой, готовый ради правды взойти на Голгофу. Убедил! Красавец! Но сам башкой-то своей подумай! Моргенштейн и Балаганов с Погодиным все равно сядут. Причем все трое сядут на длительные сроки. Тут даже без вопросов, ты даже не представляешь, какие силы тут вступили в игру. И ты сядешь вместе с ними. Я тебе предлагаю вариант спасения. Твои показания ни в коем случае никого не утопят. Они просто предадут делу ясность и завершенность. И ты при этом выходишь на свободу. Ну, простая же арифметика: либо вы садитесь все четверо, либо садятся трое, а ты свободен. При этом тем троим, ты ничуть не навредил, просто снял несколько неясных вопросов. Помог следствию…
— И тот, кто отдал этот приказ, с облегчением вздыхает и остается на свободе и в полной безопасности, — мрачно улыбнувшись, продолжил Андрей. — Все я прекрасно понимаю.
— А раз понимаешь, тогда давай с тобой по-взрослому в открытую! — прервал его следователь. — Того, кто руководил операцией все равно к ответственности не привлекут! Это большой человек в Москве, перспективная фигура. Его к делу, ни при каких обстоятельствах не примажут, с твоей ли помощью, или без нее. Понял? Однако, если ты поможешь, то отвести от него подозрения будет немного проще, вот и все… За это тебе предлагают условный срок! Именно за это, а не за то, чтобы ты топил своих уродов-начальников! Ну так как?
— Я и говорю, Иудину долю предлагаете, — кивнул головой Андрей. — Только вот плохо кончил Иуда-то… У нас в группе говорили в таких случаях «не лезь в говно, потом не отмоешься». Так что показания свои я менять не буду…
— Вот как значит, честный и гордый? Хорошо… А как же мать-старушка, о ней ты подумал? О сестренке? Им-то каково будет?
— Они поймут, — без особой уверенности тихо выговорил Андрей, еще ниже опуская голову. — Поймут… Им тоже лучше будет, если стыдиться меня не придется…
— Да нет, дорогой! Стыдиться уж точно не придется. Им вскоре вообще ничего делать не придется…
— Почему это? — вскинул голову Андрей, прожигая следака горящими беспокойством глазами.
— Потому что ты не оставляешь мне выбора, — устало произнес Шинников. — Мне нужны твои показания. И если ты не хочешь их давать, придется пойти на крайние меры. В общем, я объявляю тебе ультиматум. Либо ты сейчас и в суде говоришь то, что мне нужно, либо…
Он глубоко вздохнул, собираясь с духом, нелегко было говорить то, что сейчас необходимо сказать, нелегко даже ему, который думал о себе, что уж его-то выдубленную жизнью шкуру ничем не прошибешь.