Она начала отсчитывать монеты в мою ладонь. Ни слова сочувствия моему жалкому состоянию, ни единого вопроса об остальных.
— Маргарет, мы тебя не бросили, — сказал я. — У нас не было выбора.
— Не в том дело, — сказала она. — Погоди, не то я собьюсь со счета.
Одни пенни, и они уже не умещались в моей горсти.
— Складывай сюда, — сказала она и подала мне черный кошель убийства, который я в последний раз видел, когда Мартин поднял его перед зрителями на всю длину своих рук, будто Святые Дары.
— Я его держала наготове, — сказала Маргарет.
Когда деньги были отсчитаны, она вздохнула, кивнула мне и опять спрятала ящик под соломой.
— Я беру половину в уплату, — сказала она. — Другой уплаты я не видела. Я знала, что мне не дадут участвовать в представлениях, но я же делала то, что требовалось и чего никто другой не мог бы сделать, и я думала, что у меня будет мое место в труппе, но никакого места мне не дали, кроме как служить вам. Я не хотела думать про это раньше, но когда явились стражники и забрали вас, а меня забрать не позаботились, мне пришлось задуматься, и я поняла, что ничего не стою.
— Для них — да.
— И для вас тоже, — сказала она просто, будто тут было не о чем спорить.
Мне показалось странным, противоречащим логике плодом неразумности женской природы, что Маргарет так обиделась на избавление от опасности смерти, да к тому же винит в этом нас, которым эта опасность угрожала.
— Остальных не отпустили, — сказал я. — Они все еще в замке, и им грозит смерть.
— Не хочу про это слышать, — сказала она. — Они комедианты, и это их Игра.
— А куда ты пойдешь?
— Пойду к Флинту. Он заходил нынче в полдень и спрашивал меня. Те два раза, когда мы были вместе, ублаготворили его. Он хочет взять меня к себе в дом. И пса возьмет. Говорит, что он еще молодой и научится стеречь овец. Здешний хозяин обещал присмотреть за конягой, надеется, что никто за ним не вернется.
Я не думал, что пес оправдает надежды Флинта, как, наверное, и Маргарет, но, разумеется, об этом я промолчал.
— Ну, — сказал я, — от всего сердца желаю тебе удачи.
Тут она чуть улыбнулась, но как будто не подобрела, хотя подошла и поцеловала меня.
— Возвращайся к своему епископу, — сказала она. — Ты был лучшим из всех.
— Ну, это сомнительно, — сказал я. — А касательно того, чтобы быть принятым в труппу и получить роль в представлении, вспомни фаблио[14] о Дьяволе и Комедианте. Ты его знаешь?
Она покачала головой и зевнула совсем не подбодряюще. Тем не менее я не отступил, ибо думал, что она может почерпнуть в нем утешение.
— Случилось это тогда, когда комедиантов еще вовсе не было, если мы способны вообразить такое время. Дьявол рыскал по миру и набрел на человека, ведшего самую добродетельную жизнь, и попытался его совратить. Он пустил в ход все соблазны: плотские желания, сокровища мира, славу и власть. И все их человек не дрогнув отвергал. Дьявол совсем растерялся и не придумал ничего лучше, как обещать, что он сделает его комедиантом. Человек не узрел в этом ничего плохого и дал согласие, тем самым проиграв спор, а с ним и душу, ибо комедиант заимствует кусочки и обрывки чужих душ, и из-за этого его собственная душа отторгается от него, ускользает, и Дьявол хватает ее без всякого труда. И таков был с тех пор жребий всех комедиантов.