Всю последнюю неделю нам сулят скорую смену. А тут ее уже и не ждут. В самом деле, что за радость, окончательно вернуться в повседневную дуристику? Начнется спрос за плохую работу, за совершенные проступки. Мы знаем, что новым руководством Тираспольского ГОВД заявления о наведении дисциплины делаются вполне конкретные и нас рассматривают как потенциальных нарушителей. Мы же вины за собой не чувствуем. Когда выйдем из Бендер, в считанные дни почти никого в Приднестровье не останется. Серж сразу едет в Абхазию, и с ним не-разлей-вода Жорж, несмотря на эпизодические трения между компаньонами, не способный его бросить. Колобок шепнул, что они уже договорились с вербовщиком и тот ждет только определенности во времени с отъездом, чтобы выдать подъемные. Будто бы они хотели вновь соединиться с Али-Пашой, но он неизвестно где. Простофиля Жорж! Это он гурьбой ехать хотел, а Достоевский сознательно решил, что ему пора расти в военном деле самостоятельно. Вот и не проинформировал приятеля. Прошел слушок, что Али-Паша с Гриншпуном встретились с другими вербовщиками и уже отбыли в Югославию. Туда, говорят, приглашают придирчиво, без военного образования и солидной специальности не попадешь. Гриншпун — в Югославии! Вот это да! Совсем треснула его коммунистическая башня! А я увольняюсь. И увольняется из МВД ПМР, едет к матери на Украину Семзенис. Тятя и Федя пока ни о чем не думают, но они оба из села Великоплоского, которое хоть и недалеко от Тирасполя, но тоже находится в Украине. Стало быть, отходной маневр им обеспечен.
Вместе с Достоевским в один из не отличимых друг от друга осенних вечеров снимаем в моем кабинете непригодившийся фугас. С высоты стены на эту отступательную операцию по-прежнему укоризненно смотрит продырявленный гусликами и опошленный моей надписью Карл Маркс. Противотанковая мина, не причинив никому зла, убывает из объединенной комендатуры в моем дипломате. Мимо дежурки несу дипломат в охапку вместе с пишущей машинкой, для верности положив ее сверху. Тяжеленный получился сэндвич. Отойдя от комендатуры, отдаю дипломат Сержу. Машинка поедет в Тирасполь, а зеленый, набитый смертью цилиндр возвращается в заготовленный для сопротивления, но не использованный арсенал. Любопытно, как дальше распорядится им Достоевский? Оставит здесь или грузинским националистам судьба выковыривать приднестровский металл из своих продырявленных задниц? Неважно. Не мое дело.
Маяться в гостинице уже просто невыносимо. На выходные дни самовольно в одиночку еду в Кишинев. Ничем это мне не грозит. Когда в командировку ездил, то видел, что все там осталось по-прежнему. Угар национализма ушел с улиц и площадей. Кому нужен один из множества прохожих и кто будет его подноготную копать? Скоро я вовсе уеду из Молдавии, так напоследок хоть кого-то из друзей-приятелей повидаю.