— Зови как удобнее.
— А фамилия? Был Рабинович, а стал Коэн.
— Леха, а тебе не все равно, кто я? Или ты стал антисемитом?
— Я-то нет. А вот ты, Андрюха, похоже, стал настоящим евреем. Вопросом на вопрос отвечаешь.
— Извини. Все время забываю, что среди своих. Извини. Привычка. Плен на пользу не идет. Как сказал Варлаам Шалам: «Тюрьма дает только негативный опыт». Наливай.
— О! Это по-нашему. Поехали.
— За встречу. Когда бы еще свиделись бы?
— Это точно. Жизнь чертовски сложная штука. Цепь закономерных случайностей.
— Может, это и есть судьба?
— Кто знает, Андрей, кто знает. Я вот, например, многого не знаю последнее время… Ладно, все потом, сейчас давай выпьем.
Выпили. Закусили.
— Закусывай, Андрей, закусывай. Только не торопись!
Андрей ел жадно и много, казалось, что он не может насытится. Страшно все это, очень страшно.
— Поаккуратнее, Андрей! Я не доктор, но кажется, что так много есть опасно. Мне не жалко — ешь, но может, ты сделаешь перерыв. Пойми, что промывание желудка придется делать мне. К доктору мы не сможем обратиться, а все это может закончится фатально. И все труды — коту под хвост. Тебе это надо? — этот монолог я произнес под молчаливое чавканье Андрея. — Как здоровье-то?
— Гораздо лучше. Гораздо. Думал, что сдохну в этой вонючей яме. Спасибо тебе, Алексей, спасибо.
— Хватит благодарить, а то ты меня в краску вгоняешь, — я потрогал щеки.
То ли от выпитого, то ли от смущения, но они горели.
Посмотрел на Андрея, у него глаза осоловели. Понятно, устал человек. На меня столько свалилось, а на него еще больше.
— Давай, Андрей, выпьем еще по одной, и ложись спать. Тебе сейчас надо много спать. У меня к тебе много вопросов, но ты сейчас не в форме, доходяга. Завтра схожу за витаминами. Купим курочку, бульон сварим, поправишься. Потом, когда оклемаешься, шухер вокруг нас уляжется, потихоньку выберемся в столицу или еще куда, и поедешь в свою землю обетованную. И не будет там чеченцев, — я вздохнул.
— Там своих террористов хватает. И неизвестно, Алексей, что лучше, когда вот такая мятежная республика, но тут более-менее все понятно, или там — все скрыто, но люди гибнут почти ежедневно.
— Чего ты хочешь, Андрей, — я разливал вино, — это же Восток. А Восток — дело тонкое. Рахат-лукум с ядом. И сладко и смертельно, кофе с бриллиантовой пылью. Да хрен с ними, с этими гадами. Большая половина сделана, ты на свободе. Я, правда, потерял миллион долларов, но ради тебя не жалко.
— Как выглядит миллион долларов?
— Сладко, Андрей, сладко. Эх, миллион, миллион! — я с сожалением махнул рукой. — Тут можно сделать старый армейский финт.