– Та нэ бийсь ты. Кому вона потрибна, твоя торба. Вытягны гроши, як боишься, та иды.
– Да нет, чего мне бояться. Деньги у меня в кармане, – отвёл подозрения Аполлон.
– Ну тоди иды. Ничого з твоею торбою нэ будэ.
В это время в отделение зашли какие-то мужчина и женщина в железнодорожной форме, и Аполлон, окончательно успокоившись, взял лежащие на сумке спортивные брюки и вышел. Вошедшие железнодорожники проводили его любопытствующими взглядами. Петрович улыбнулся им с интригующим видом.
На улице солнце жарило вовсю. Аполлон надел очки, вздохнул. Свернув за угол и миновав здание вокзала и памятник гетману, поравнялся с небольшим аккуратным продовольственным магазинчиком с окнами во всю стену по обе стороны от входа. В окна было видно, как внутри несколько покупателей рассматривали витрину. С молоденькой продавщицей любезничал уже знакомый Аполлону милиционер Ваня.
В двух десятках метров от магазина Аполлон увидел небольшое серое сооружение, окружённое такого же цвета двухметровым глухим забором. На ближайшей к Аполлону стороне забора едва различимо проступал начертанный мелом какой-то значок, похожий на усечённый конус.
Аполлон задумчиво посмотрел на этот символ. "Наверное, силуэт женщины в юбке, – подумал он, – значит, мужской – с той стороны". Поблизости никого не было. Аполлон свернул за угол, и оказался за забором в закутке, из которого можно было попасть в туалет через зияющий дверной проём. Двери не было. "Видно, на лето снимают – жарко". Аполлон шагнул в тёмный прямоугольник. Некоторое время, пока глаза привыкали к полумраку, – помещение освещалось только через расположенное под потолком окошечко, – он ничего не видел. Вдруг прямо перед ним, откуда-то снизу, раздался пронзительный женский визг, и, словно из-под земли, в полутора метрах от Аполлона возник тёмный силуэт. Вскочившая с перепугу тётка, видимо, не успев довести до конца начатое дело, судорожно натягивала трусы.
Аполлон от неожиданности оторопел.
– Извините, это разве не мужской? – предельно вежливо спросил он.
Тётка продолжала визжать и оправлять бельё и юбку.
Аполлон, наконец, понял, что вопросы здесь неуместны, и выскочил наружу. Посмотрел на забор. На нём мелом была выведена большая буква "Ж". Аполлон с недоумённым видом обошёл забор к другому концу, уставился в раздумье на конус. "Чёрт, это же была буква "М". Мужской, значит", – дошло, наконец, до него.
Не раздумывая долго, подгоняемый виной за только что совершённое, хоть и невольно, форменное безобразие, Аполлон поспешил свернуть за забор. И не успел среагировать на возникшую сразу за забором лужу. Белая чистенькая кроссовка наполовину скрылась в бурой жидкой грязи, пахнувшей застоявшейся мочой. Аполлон вынул ногу из грязи, потрепыхал ей, как шелудивый котёнок. Прижавшись к забору, обошёл лужу, и ступил на порог собственно туалета. Подождал, пока глаза стали различать обстановку. И правильно сделал, потому как весь бетонный пол был скрыт под слоем мочи, окультуренной обрывками газет. И хотя было видно, что этот проливчик, отделявший вход от возвышения с несколькими большими отверстиями, был совсем неглубокий, Аполлон не решился его форсировать. Над одним из отверстий преспокойненько восседал на корточках старик с оголённым задом, с помятой газетой в руке, и задумчиво курил папиросу.