Когда Аполлон принялся за второе блюдо – бледные рыбные котлеты в мучной подливе с картофельным пюре, парни были уже навеселе, постоянно обменивались репликами с только им одним понятными прибаутками, от которых кто смеялся, кто улыбался, а кто просто фыркал. Не доев котлеты, не спеша тянули пиво, со знанием дела закусывая таранкой.
– Володь, ну, ты вчерась поймал что-нибудь? – спросил краснощёкий веснушчатого.
– Да не… Что-то совсем не клевала. Погода, наверно, не способствовала… Да и гуси мешали: коршуна увидели – гогот подняли. Они ж, блин, как базарные бабы – как начнут гоготать, так на целый день.
– Херовому танцору яйца мешают, – хмыкнул краснощёкий, – я вчерась под мостом полтора десятка вот таких линей натаскал.
Он выставил свою, величиной чуть ли не с теннисную ракетку, ладонь над столом, рубанул ребром другой ладони по подлокотному сгибу.
– А на что ты ловил? – поинтересовался веснушчатый.
– На что… На червяка. Пробовал на хлеб – не пошёл.
– Что вы – червяк, хлеб… – хитровато-презрительно скривился чернявый, – я вон на прошлой неделе с Любой Касаротой под лесопилкой два раза бреднем затянул без всяких червяков – и три ведра карасей. Да если б Люба ещё потверёзей был…
– Когда надо, я и карпов бреднем натаскаю, – перебил его краснощёкий, – хоть пять вёдер. А удочка – это для души…
– Что ты, Бочонок, брешешь. Три ведра карасей он наловил, – не дал договорить краснощёкому веснушчатый. – Под лесопилкой отродясь столько карасей не водилось. Мне Люба рассказывал, каких вы карасей наловили. Лучше б помалкивал.
Чернявый, не обращая внимания на реплику веснушчатого, пережёвывая редкими жёлтыми зубами таранку, с тем же хитрым видом прочавкал:
– Какая-то у тебя, Хома, душа не такая. Для моей души так лучше вмазать, да солёненьким огурчиком закусить… Наливай, что ли?
Краснощёкий Хома повторил таинство с блестящей металлической ёмкостью.
"Что-то тут не то, – Аполлон сквозь очки наблюдал и с интересом прислушивался к разговору, жуя котлету, – в меню одна рыба, разговоры тоже о рыбе".
В этот момент, как подтверждение его размышлениям, в десну ему впилась рыбья косточка. Аполлон застыл с открытым ртом.
– Чёрт! – вырвалось у него.
Видно было, как его язык шарил за щеками, перекошенными гримасой боли. Нащупав, наконец, языком источник неудобства, Аполлон засунул два пальца в рот и достал оттуда злополучную косточку.
– Послушайте, ребята, здесь, вообще, кроме рыбы что-нибудь бывает?
Парни замолчали, затем переглянулись, посмотрев сначала на Аполлона.
– В каком смысле? – спросил Хома.
– В смысле поесть. Мясо, например.