Был у меня сосед по даче — дедок-фронтовик. Воевать начал еще на Халхин-Голе — потом финская, потом отечественная. Потом в мурманской области охранял ЛЭП. Демобилизовался только в 1947 году. Десять лет мужик воевал. На груди — иконостас. На 9 мая и 23 февраля я деду всегда стопку-другую подносил.
И был дед замечательным рассказчиком. Помню, поведал, как в Норвегии наши взяли один городок. По пути наткнулись на винные склады. Но задерживаться не стали, пошли вперед. А когда выбили немца из города, то вернулись к этим примеченным складам.
Подходят, а там уже часовой стоит. Трофейная команда тоже решила прихватить эти склады. И вот стоит толпа, еще горячая от боя. И часовой, перепуганный насмерть:
— Братцы, ну не могу я вас пропустить! Не могу, меня под трибунал отдадут!
— Не бойся, сынок, мы немного возьмем, это же мы его отбили у немца, — Говоривший солдат был уже стар, воевал с 41-го, шел от Москвы, нашивок за ранения штук пять: одна желтая — тяжелое, и четыре красные — легкие.
— Не могу! — Боец чуть не плакал.
Толпа все теснее сжималась, приближаясь к входу в подвал. Часовой сорвал с плеча винтовку и закрутится волчком.
— Сынок, не балуй! — увещевал все тот же старый солдат юного салагу.
— Кто тут вина захотел?! — сквозь толпу протискивался майор, командир трофейной команды.
Он подошел к часовому, оттолкнул его, достал пистолетик и начал им размахивать:
— Вино — государственная собственность, первый, кто посмеет вломиться, пойдет под трибунал как мародёр!
— А ты его у немца отбивал?! — не выдержал старый солдат.
— Тебе, значит, больше всего надо? — майор взвел курок и выстрелил в грудь старому солдату.
Тот упал.
Как рассказывал мой сосед по даче, никогда он больше не видел, как от человека так отлетают куски мяса. Все, кто был там, стали стрелять в этого майора. Первыми же выстрелами его отбросило к каменной стене склада, и уже мертвое тело шевелилось от многочисленных попаданий пуль, вырывающих плоть.
Озверевшая толпа ломанулась внутрь подвала. Высокие, метров по пять потолки. Все свободное пространство, а там было более пятисот метров, было уставлено бочками, бочонками и огромными емкостями с вином. Кто-то проорал:
— Не нам, значит — никому!
И дал очередь из автомата по этим бочкам! Подключились и все остальные. В течение нескольких минут в подземелье стояла оглушительная стрельба. Вино текло на пол, заливая все вокруг. Ничего не было видно от пороховых газов. Как рассказывал дед, букет винного аромата и сожженного пороха — ни с чем не сравнимый запах. При этом он закрывал глаза и втягивал ноздрями воздух, вновь переживая те события.