Напоследок.
Подняв черепок, смотрит на него — и, устыдившись, бережно кладет на солому. В загорелой Андриевой ладони черепок выглядел неуместно, как подбитая влет птаха малая. Как — показалось Ярчуку, — и коштовная одежда, в которую он вырядился.
«Что я тебе, жизнюшка, — блазнюк, что ли?!»
Музыкантам:
— А ну, хлопцы!.. Вшкварь нашу!
И, сдернув с себя золотом вышитый жупан, швыряет оземь, прямо в пыль, прямо в грязюку: «вот тебе, жизнюшка, мой подарочек напоследок!»
Ой, танцую до упаду на истрепанном шляху!..
Да как пошел выплясывать, только пыль столбом!
— Рви подметки, Андрию! Дай лыха закаблукам!
— А и дам, пановэ!
Народ потеснился, освобождая место для танцора, кое-кто и сам пристукивает, посвистывает. А Ярчук топочет ногами, словно вознамерился вбить коштовный жупан (уже не голубой, куда там!..) в саму сыру землю-матушку.
Ой, танцую, рассыпаю гопака!..
Продолжая выплясывать, он обводит толпу потяжелевшим взглядом.
«Сейчас вы славословите меня и поднимаете чарки в мою честь. Вспомнит ли обо мне хоть один из вас завтра? А послезавтра? Неделю спустя? Месяц? Год?
Правильно.
Нечего обо мне, старом дурне, вспоминать. Жаль, Гнат этого не понимает. Жаль…»
А люди смеются, подмигивают ему, увлеченно жуют гостинцы с возов…
И только двое без улыбки глядят на танцующего Ярчука. Гнат рассеянно теребит гриву своего коня, не спуская глаз со старого характерника. Да иногда мельком взглядывает на одного человека в толпе… Человек же этот, неприметный и безобидный с виду, — просто смотрит, смотрит и выжидает. Когда же, мол, наконец нагуляешься ты, козаче? И зачем все это юродство: горшки побил, жупан вон топчешь… Добрый, между прочим, жупан, его продай — скольких бы детишек голодных накормил? А ты топчешь… Ладно, топчи, рви чоботами, твое право. Что, перестал, притомился, старик? Так пойди, отдохни — тебя уже заждались твои будущие новые братья. Попрощайся со старыми — и к воротам. А на меня внимания не обращай. Я подожду — и зайду попозже, когда не так занят будешь.
Обязательно зайду.
* * *
…поклонился на все четыре стороны, прощения у народа попросил, обнялся с каждым, хлопнул по плечу Гната («Не журыся, козаче!»).
Подошел к высоченным створкам, постучал. Звук получился гулкий, как будто мертвец из могилы на волю просится.
— Кто такой? — спросили по ту сторону.
— Запорожец Андрий Ярчук!
— Чего ради?
— Спасаться!
После долгой паузы что-то упало за воротами, кто-то ойкнул и тихо зашипел от боли; потом наконец отворили. Чернец, скособочившись и стараясь не наступать на правую, только что ушибленную ногу, жестом пригласил Андрия входить.