Аманда — женщина-дитя-искусительница-фея. Аманда.
На следующий день он выкроил время, чтобы пойти с ней на прогулку. А пойти стоило, хотя бы ради того, чтобы увидеть выражение благоговейного трепета на ее лице, когда она разглядывала огромный стальной скелет собора, занявший собою целый квартал. И наблюдать ее широко раскрытые глаза, когда она любовалась вереницей драгоценностей у Тиффани.
— Если когда-нибудь у тебя будут лишние деньги, не покупай алмазы или изумруды, — сказал он ей, когда они проходили мимо колец и браслетов, ожерелий и тиар. — Как бы ни были они хороши, голубой топаз и аквамарин тебе подходят больше. Смотри, как замечательно они сочетаются с цветом твоих глаз, а коралл с твоими губами, а рубины — словно огонь на твоей коже и волосах.
На память об их пребывании в Нью-Йорке он купил ей маленькую подвеску из цветного стекла — красочную бабочку с распростертыми крыльями, улавливающими солнечный свет. Это напоминало ему тот день, когда он встретил ее в саду.
Они расстались на несколько часов, пока Аманда была на модном представлении и подыскивала себе костюм. За это время и Грэнт нашел себе кое-что, заклиная Чалмерса молчать, чтобы Аманда не узнала, как он решил нарядиться, до тех пор пока они не встретятся на балу. Они собрались снова и отправились ужинать в известный клуб; но вышли оттуда до крайности разочарованные клубной кухней, так сильно уступавшей изысканным блюдам, что подали им вчера в маленьком захолустном ресторанчике.
Наступил день балета. Аманде очень хотелось на него попасть. Однако в это же время на Мэдисон-Сквер-Гарден начинались бои за Большой приз, и Чалмерсу с Грэнтом больше всего хотелось быть там. Они решили кинуть монетку, чтобы определить, кому сопровождать Аманду, а кто пойдет на бокс. Чалмерс выиграл; довольный, он отправился на Гарден. Грэнт принес себя в жертву балету, утешаясь тем, что это, слава Богу, все же не опера.
И снова Грэнт, не обращая внимания на представление, наслаждался удовольствием, которое получала Аманда. Она сидела с закрытыми глазами, восторженно слушая музыку. Наклоняясь ближе, он шепотом поддразнил:
— Ты будешь видеть лучше, если откроешь глаза, Аманда.
— Ш-ш-ш! Я чувствую музыку, — мягко возразила она, кладя свою руку на его; глаза ее были закрыты, она улыбалась. — Разве это не чудесно? Она пронизывает меня. Я могла бы слушать ее всю ночь.
В антракте, однако, она удивила его:
— Может махнуть сейчас на бокс? Если поторопимся, еще успеем на главный бой.
— Маленькая злобная ведьма! Так ты все знала? — сказал он со смехом.