— Ты до сих пор думаешь, что я обманула твоего брата? — спросила она, нахмурив брови. — Ты боишься, что я так же поступлю с тобой?
— Нет, но, как говорят, унция предусмотрительности стоит фунта лекарства. Я просто не предоставлю тебе удобного случая.
— Обманывать тебя — все равно, что обманывать себя.
Окончив проверять расчеты, он ответил:
— Я буду спать спокойнее, зная, что ты сознаешь это, Аманда.
— Грэнт. — Она наклонилась через его плечо, глядя на его работу.
— Что?
Когда ответа не последовало, он оторвал свой взгляд от бумаг и в ожидании наморщил лоб. Ее подбородок вздернулся, глаза сощурились, носик сморщился. Она показала ему язык. Он засмеялся:
— Это все, что ты собиралась сказать, моя кошечка?
— Я думаю, это существенно.
— Не совсем.
Неожиданно его рука обвилась вокруг ее талии. В следующее мгновение она очутилась на его коленях.
— Я предупреждаю тебя заранее, озорной чертенок, не показывай мне язык, не собираясь его использовать. — Его пальцы коснулись ее подбородка, приближая ее лицо, приближая ее губы. — Я-то знаю точно, что ты должна им делать.
Его теплые, упругие, властные губы мяли ее губы, и она отвечала. Между ее бедрами началось какое-то биение, сопровождавшее движения губ и бешеную работу сердца. Она чувствовала растущее возбуждение. Она трепетала, обнимая его. Его рука забралась ей под юбку. Сильная рука. Горячая. Все ближе и ближе…
С тяжелым вздохом Аманда оторвала свой рот. Руками она начала отталкивать его, упершись в грудь.
— Нет! Прекрати, Грэнт! Я не подразумевала подобного. Позволь мне идти!
— А если я не разрешу тебе? — проговорил он. Его глаза блестели, как изумрудные огоньки, улыбка была словно у волка, забавляющегося ягненком. — Милая, ты так разогреваешь меня, воспламеняешь, будто сухое дерево. Почему ты отказываешь и себе и мне?
Ее руки упали с его груди. В этот момент он решил, что она уступила желанию. Но она вновь повторила:
— Я сказала нет! Я предупреждаю тебя, Грэнт! Схлопочешь по своему мужскому достоинству, если будешь упорствовать.
Чуть раньше он почувствовал укол сквозь брюки. Он скосил глаза вниз, найдя место, где нож для распечатывания писем касался его тела.
— Ты не посмеешь, — произнес он, тяжело дыша.
— Ну, так проверь, — блефовала она. Их глаза встретились.
Поспешно он убрал руки с ее одежды, приподняв их в знак поражения.
— Прекрасно, ты свободна. Забирай свое оружие и убирайся, непослушный ребенок!
Она быстренько сорвалась с его колен и бросила перочинный ножик на письменный стол.
— Почему, Аманда? — мрачно спросил он. — Почему ты упрямишься, зная, что мы можем доставить друг другу удовольствие? Было бы что беречь, репутация у тебя все равно подмочена.