Не надо мне лазерного автомата. Мне бы и роликов хватило. Да еще радости бы немного. Но это я бы и сам себе подарил. В Рождество ведь даже солдаты покидают свои окопы и танцуют с врагами. Это называется перемирие.
Я спустился по лестнице вниз и услышал, как мама в спальне разговаривает по телефону.
— Ах, Доминик. Ты знаешь, с ним так трудно.
О ком это она, интересно.
Я поискал в гостиной. Нигде ни следа подарков. Мама умеет прятать. Обшарил кухню. Потом кладовку. Вернулся наверх, чтобы заглянуть в комнату Дэна. Запретил себе представлять, как Дэн сидит в засаде в углу лестничной площадки. No pasaran.
Дверь в комнату Дэна была заперта.
Мама опять на телефоне.
— Конечно, мы семья, конечно… Вечером с пяти до восьми. Все поняла…. Больница Венди Севидж, третий этаж. Ясно. М-м-м. А в День банков? Ох, бедняжка.
Я вернулся на кухню, поел хлопьев.
Под кроватью! Подарок под кроватью! Точно. Как я сразу об этом не подумал? Я поскакал наверх. На улице верещали Бен и Себастьян. Что с них взять. Мелкота семилетняя.
Под кроватью!
Пыль.
Мама положила трубку. Я схватил брошку, помчался вниз.
— С Рождеством, мам!
— Ох, Гарри, какое Рождество? — Похоже, она не шутила.
— Сегодня же Рождество, — сказал я.
Она поджала губы. Она так всегда делала, когда работала над статьей, а мы ей мешали.
Я спрятал брошь за спину.
— По-моему, мы с тобой договорились, Гарри, что сегодня самый обычный день.
Мы оба молчали. Стало так тихо, что казалось, будто Себастьян и Бен смеются прямо здесь, в нашей комнате.
Самый обычный день? Разве это обычно, притворяться, будто бы Рождества и нет совсем? Даже Бернштейны зажгли гирлянды.
— Гарри, не надо так.
— Не надо как? — Я еще вообще ничего не сказал.
— Гарри, подожди.
Я не слышал, что она потом говорила. Влетел в свою комнату, захлопнул дверь прямо у нее перед носом.
Это нечестно, неправильно. Я стащил одеяло. Швырнул на пол. Запустил подушкой в дверь.
НЕЧЕСТНО!
Иногда надо собраться, поднять голову повыше. Надо жить. Я же живу, хожу в школу, пишу контрольные, веду себя, как нормальный человек. Так почему она не может?
Я хотел разодрать простыню на куски — не вышло.
Она украла у меня Рождество! Это нечестно.
Я ударил по стене ногой. Больно.
Я оглянулся. Хотелось рвать, ломать, крушить. А папа… Папа тоже хорош. Взял и наплевал на Рождество. Что это за похороны такие, что длятся вечность?
Я сорвал с приготовленного подарка бумагу, которую сам расписал, растерзал, выбросил в окно. Сотни крошечных кусочков разрисованной вручную бумаги снежинками закружились в воздухе, усыпали Бена и Себастьяна.