Дашка плеснула перекисью на вату и осторожно приложила к ладони. Вата тотчас порозовела.
– Хочешь сказать, ты кого-то послал, и он настолько разозлился, чтобы пробраться на охраняемую территорию с битой и намерением поквитаться?
Наверное, ему было больно, ведь, что ни говори, но Адам – живой человек! Однако сидит спокойно, руки держит, только с аптечки взгляда не сводит.
Крепко ему тогда досталось. А Дашка не помогла. Она себе-то помочь пыталась, а про него забыла и теперь ненавидит за то, что забыла.
– Я выразил неудовольствие Ольге, сказав, что ее эмоциональный настрой не соответствует роли, которую она должна исполнять на работе. Она провела ночь у любовника…
…и если бы перед Дашкой сидел другой мужик, то она решила бы, что он ревнует.
– …и была излишне весела. Предполагаю, она неверно оценила мое замечание. Пожаловалась партнеру.
А он пришел с битой защищать честь подруги. Дашка сама этой Ольге космы крашеные повыдирает!
– Поскольку я не собираюсь увольнять Ольгу, считая ее ценным работником, то инцидент не имеет шансов повториться.
Блаженны верующие.
Первый осколок удалось подцепить не сразу, острые края пинцета соскальзывали, раздирая рану, но Адам терпел.
– Дарья, а твой разговор имел результат?
– Что? Ах да, имел… рассказать?
– Расскажи.
Кусочки стекла падали в чашку Петри, и по дну ее расползались пятна крови, на просвет выглядящие не красными – бледно розовыми.
Дашка рассказывала, Адам слушал. Железный он, что ли? Вот Дашка ни за что в жизни не смогла бы так сидеть, спокойненько и даже с улыбочкой.
– Вроде все. Мелкие я не достану, – Дашка отложила пинцет и взялась за антисептик. Поверху наложила бинты, которые пропитались кровью и лекарством, и разукрасились в красно-желтые цвета. Казалось, что Адам варежки надел, плотные и нарядные, но неудобные.
– Это не логично, – сказал он, пробуя согнуть руку. Поморщился. – Если вещь представляет историческую ценность, причем такую ценность, что на вещь оформляется страховой договор, то эту вещь держат в соответствующих условиях. Безопасность и стабильный микроклимат одинаково важны.
Все-таки он голова. Хоть и больная напрочь.
– Сиди, – велела Дашка. – С лицом разберусь. Уж извини, шить я не умею, но хотя бы кровь вытру.
Сидел. Глаза закрыл, но сам так и не заткнулся.
– Таким образом встает вопрос, почему госпожа Красникина возила столь важную вещь в машине, ко всему, насколько понимаю, в пакете, что совершенно не соответствует статусу и ценности предмета. Более того, при теоретическом допущении возможности развития событий описанным образом за данным пакетом велось бы пристальное наблюдение, которое сделало бы невозможным незаметное его изъятие.