– Случается, – прошипела Эржбета. И свита ее растянулась, обступая старуху.
– И последних девочек забрал он. Силой забрал, ибо не хотела я отдавать, прятала. Зачем тебе мои дочери?
– В замке много людей. Я не должна знать их всех.
– Но ты знаешь! – старуха вытянула корявую руку и палец коснулся конской морды. – Ты знаешь! И все знают! Боится Эржбета из Чейте состариться. Откупается от времени кровью невинных!
Ладислав тронул коня и подъехал ближе, чем раньше смел.
– Ты смотришь на меня, добрая Эржбета. Ты думаешь, кто из тех, убитых тобой, мои дочери? И что я смогу? Ничего не смогу! Ты госпожа, а я твоя рабыня. Ты сильна, а я слаба. Ты молода, а я стара. Да только краденая это молодость!
– Замолкни!
– Краденая, – продолжила старуха, расплываясь в улыбке. Показала поточенные язвами десны, черные пеньки зубов и белый тяжелый язык. – Краденая! Придет время, и заплатишь ты за слезы женские! Придет время!
– Она безумна, – сказала Эржбета, отворачиваясь. – Она просто безумна. Держи.
На землю упала золотая монета, яркая, как солнце.
– Купи себе еды. Купи одежды. И успокойся, бедная женщина. Я не трогала твоих дочерей.
– Откупаешься? От судьбы не откупишься! Ты знаешь это, госпожа из Чейте! Знаешь, что пройдет совсем немного времени, и ты станешь такой же, как я. Хуже меня! Ворованное придется вернуть.
И Ладислав ударил, отвернувшись. Дернулась в ладони рукоять плети, хрустнуло что-то, хлюпнуло. И старушечий крик заставил свиту вздрогнуть. Загомонив, сомкнулись люди, толкая друг друга. И только кони храпели да норовили ухватить друг друга. Когда же расступились все, старухи не стало. Куча грязного тряпья лежала на дороге, и следили за ним подобравшиеся собаки.
– За вас, госпожа, – сказал Ладислав, облизывая губы. И Эржбета улыбнулась. Ему, и только ему улыбнулась!
– Эта сумасшедшая заслужила! – запоздало крикнул кто-то со спины. А хозяйка Чейте поманила Ладислава. Он подъехал, не сводя восхищенного взора.
– Ради вас я готов на все! – сказал и испугался, ибо мелькнуло в черных глазах нечто необъяснимое, будто сама темнота посмотрела на Ладислава.
– Я запомню, – пообещала Эржбета. – Я отблагодарю.
И сдержала слово.
– Любишь ли ты меня? – шептала она, прижимаясь холодным змеиным телом. Оплели шею руки, прижались к губам губы, готовые поймать слова. Они глотали их, как кот глотает пташек, и в пустых черных глазах разворачивалась бездна.
– Люблю, – отвечает он, не в силах отвернуться от бездны.
– Сильно?
– Сильно.
– Как сильно? – она не успокаивается. Ее ласки настойчивы, а в голосе слышится подозрительность.