И да, лучше будет сделать все завтра.
– Почему тогда ты сам все не сделаешь? Боишься?
– Нет.
– Ну хочешь, я оставлю пистолет? Говорят, если в голову, то это не больно. – Мысль о том, что если этот безумец сам убьет себя, то совесть и руки Витольда будут чисты, полностью завладела сознанием. – Или еще таблетки можно. У тебя есть таблетки?
Все ненормальные принимают лекарства. И это уж точно не вызовет подозрения.
– Нет. Я не боюсь боли. Я не боюсь смерти.
– Тогда почему?! – Витольд окончательно перестал понимать что-либо.
– Потому, что моя смерть в контексте самоубийства может быть неадекватно воспринята. Подобный акт с моей стороны станет источником угрызения совести у одного хорошего человека. И мне кажется, что это будет неправильно.
– Ты… – Витольд не выдержал, вскочил и выронил пистолет, который глухо брякнулся о пол. Пришлось наклоняться и поднимать. А пистолет упал в лужу, натекшую с Витольда, и потом, мокрый, пропитал водой карман. – Ты псих!
– То есть вы передумали?
Тынин спросил это, не скрывая огорчения в голосе.
– Ты… ты просто псих! И я… я лучше в суд на тебя подам, чем так… так…
Витольд попятился, а оказавшись у двери, развернулся и кинулся бежать. Шлепали подошвы, плодя куцее коридорное эхо; корчили рожи мертвяки со стен и сердце Витольдо громко бухало, ударяясь то в горло, то в желудок. И только на улице, когда холодный ветер швырнул в лицо снегом, стало легче.
Все хорошо. Просто Витольд – не убийца. И… и если Бог есть, то Витольду зачтется.
Но в бар он все-таки заехал, а вечером с удовольствием поскандалил с Галиной.
Сидя в комнате, Анечка разглядывала нежданное приобретение. Она положила гребень на пол, сама села на корточки и просто смотрела, борясь с желанием взять в руки.
Нельзя.
Но если очень хочется? Очень-очень, как не хотелось до этой минуты ни одной вещи! И даже той немецкой куклы, которую тетечка прятала за витриной и позволяла только разглядывать. Анечке хотелось поиграть, потому что кукла была расчудесною. Фарфоровое личико с синими глазищами, рыжие волосы, завитые и уложенные в сложную прическу. Крохотные шпилечки, бусики, бантики, ожерелье…
Кукла снилась по ночам. Рядом с нею меркли прочие игрушки, и однажды Анечка не выдержала.
Но теперь-то витрины нету. И запрета нету. И наоборот даже, гребень отдали Анечке! Тот смешной человек с липким взглядом и жадными руками. Он еще губы все время облизывал.
Анечка провела пальчиком по краю. Зубцы кололись. И узоры на пластинках можно было читать с закрытыми глазами. Камни же были теплыми, ласковыми. Но все же что-то внутри Анечки, что-то незнакомое и проснувшееся недавно, мешало взять вещь.