– Вы думаете, их убили? – наконец спросила она, закрыв папку.
– Да.
– Но протокол вскрытия…
– Ложь – от первого до последнего слова. Я так предполагаю.
Принесли пиццу на пластиковой тарелке и пластиковый же стаканчик, раздувшийся под действием кипятка. Того и гляди, треснут тонкие бока, выплескивая мутную жижу, которую здесь выдавали за чай. Как она может это есть? И пить?
И почему не задает вопросов? Смотрит только искоса, с насмешечкой.
– И я почти уверена, что было второе вскрытие. Вот только результаты его мне не известны. И я хочу, чтобы вы их получили. Понятно?
– Понятно, – Дарья, наклонившись, подула на чай, пуская по коричневому морю мелкую волну. – К Тынину, значит, отправляете…
Ну что ж, она хотя бы не глупа.
– А вы знаете, что он псих? Причем полный? Нет, я серьезно. Он кажется разумным и где-то даже адекватным, но его заключения…
– У него синдром Аспергера. Я в курсе. Как в курсе того, что это значит.
Дарья фыркнула и, ухватившись зубами за пиццу, пробурчала:
– Он просто шизик. Просто шизик. А синдром – чтобы звучало красиво.
Ела она неаккуратно, подхватывая рассыпающуюся начинку пальцами и пальцы же облизывая, урча и причмокивая, прихлебывая горячий чай и застывая с раскрытым ртом.
Алина отвернулась.
– В любом случае, предполагаю, что ни с кем, кроме вас, он говорить не станет.
– А он и шо мной не штанет. Шишик.
– Он знает, что произошло с Татьяной. И мне не скажет. Я пробовала. Я уговаривала. Я предлагала деньги. Да он мог бы назвать любую сумму, но…
– Но психам деньги ни к чему, – нормально сказала Дарья, и в кои-то веки Алина с ней согласилась. – И сочувствия из него вы не выбьете, потому что он не умеет сочувствовать. Эмоции – вообще слишком сложно для него и… и в общем, я согласна. Деньги вперед. И папочку я с собой заберу, если не возражаете. Кстати, они ведь в обычной школе учились, так? Почему?
– Так хотел их отец.
– Но он же давным-давно умер.
– И что?
– Ничего, – Дашка допила чай и пальцами отжала пакетик, кинув его на тарелку. – Совершенно ничего… просто подумалось. Вы же не будете против, если я в школу загляну? Если уж копать, то копать везде. А день сегодня хороший, правда?
Алина пожала плечами: обыкновенный. И голова болит.
– Вы ведь не только из-за Тынина уверены, что Танечку убили, верно? – теперь серые глаза смотрели зло. – Есть еще что-то. И мне надо знать что.
Будь это другое место или другой человек, Алина нашла бы способ молчать, но здесь и сейчас она слишком устала, чтобы сопротивляться:
– Это я… я виновата! Она говорила, а я не поверила. И теперь Таня умерла. А я должна убедиться.