– Правды, – прямо ответила Дашка, сдвинув берет набекрень. – Правды и исключительно правды! Ее вообще говорить полезно. Аура очищается.
– Девушка, да вы хотя бы понимаете, что у нас похороны?
– Понимаю.
– И что мне тут не до игр какой-то… – дамочка взмахнула рукой, и широкий рукав кофты растянулся нетопырячьим крылом. Кофта была не ахти: старенькая и в катышках по левому боку. А виновница появления этих катышек – огромная сумища с заклепками – рядышком стоит.
– У вас сапоги новые, – сказала Дашка. – А девушка умерла.
– И что? – по тому, как дамочка взвизгнула, Дашка поняла – в яблочко. – Что, теперь преступление обувь покупать?! В старье ходить? В рванье?
– Кто вам денег дал? И как это с убийством связано? Вы же не хотите, чтобы я эти вопросы при подруженьке вашей задавать начала? Она ведь не знает, что вы ее дочь за сапоги продали.
Щеки дамочки пунцовели, рот открывался шире и шире, как дыра в сказочную нору, куда рухнула Алиса вслед за белым кроликом. И Дашка подумала, что дамочка или задохнется, или разорется. Ни первый, ни второй варианты Дашку не устраивали.
– Это… это все не так, – наконец сиплым голосом выдавила дамочка и рот закрыла. – Вы неправильно понимаете. Не должно было быть смерти! Я наоборот… я спасти хотела! Только Леночке не говорите, ладно? Я сейчас. Погодите.
Она замахала рукой перед носом и громко, со всхлипами, задышала.
– Это методика. Для успокоения. И сердце работает лучше, – проговорила дамочка между вдохами-всхлипами. – Попробую.
– Всенепременнейшим образом, но…
– Бажена. Меня зовут Бажена. И я всю свою чертову жизнь мечтала о нормальных сапогах!
…а приходилось донашивать за сестрой. И обувь доставалась Бажене изрядно растоптанной, местами облупившейся, а то и с трещинами, в которые по осени просачивалась вода. На жалобы матушка реагировала одинаково:
– Не лазь по лужам, и ноги будут сухие.
Бажена лужи обходила, но ноги все равно промокали. Потом сестрины сапоги сменились сапогами от матушкиных подружек и их дочек, а новые Бажене купили только, когда она в институт поступила. Она хорошо помнит, как радовалась, предвкушая обновку.
Сапоги были черными, на квадратном низком каблуке и с тугим голенищем, которое не сходилось на ноге. Сапоги натирали и давили, а спустя неделю носки треснули над подошвой.
Бажена проплакала всю ночь.
Конечно, в жизни ее хватало и других бед, но почему-то все, касающееся сапог, Бажена воспринимала особенно остро. Она училась разбираться в обуви. Иногда позволяла себе заходить в магазины, смотреть. Никогда – мерить. Ей чудилось во взглядах продавщиц презрение и еще недоумение оттого, что такая, как Бажена, вообще осмелилась переступить порог.