В этот момент он был вряд ли красив. Казалось, глаза его запали в его пухлое красное лицо. Он ненавидел, когда его критиковали, и, поскольку он так глубоко ощущал свою вину, он ненавидел ее.
— Мадам,— сказал он,— вы должны исполнить свой долг. Этого от вас ждут.
— Мой долг? — спросила она.
— Который в том, чтобы дать мне сыновей. Вы сделали две попытки, но неудачно. Вам ли порицать меня, если вы потерпели такую плачевную неудачу?
— Я... потерпела неудачу? Значит, ты меня винишь. Разве ты не знаешь, что я так же страстно желаю иметь сыновей, как и ты? В чем я потерпела неудачу? Как бы я смогла спасти жизнь нашим детям? Если есть способ, ради всех святых скажи мне о нем.
Генрих избегал взглянуть на нее.
— Мы потеряли их обоих,— промямлил он.
Катарина повернулась к нему. Она чуть не сказала ему о своей надежде на другого ребенка, но он выглядел таким безжалостным, что она ничего не сказала. В голове у нее все перепуталось, и этот мужчина, который был ее мужем, показался ей совсем чужим.
Генриху было не по себе. Ему было неприятно, что Катарине стало известно о его флирте с Анной Стэффорд. Теперь все это казалось ему такой ничтожной низкой интрижкой, которая даже не приблизилась к развязке. Он чувствовал себя униженным из-за того, что послал ухаживать вместо себя Комптона, что столько времени не мог решиться, должен или не должен начать эту связь, тем самым дав Бэкингема возможность увезти сестру.
Он был зол на всех, кто имел отношение к этому делу, и, поскольку присутствовала только одна Катарина, дал выход своей злобе и обрушил ее на нее.
— Возможно, разница в годах — причина всему,— холодно произнес он.— Ты на пять лет старше меня. До сего дня я не осознавал, какая ты старая!
— Но ты же всегда это знал,— запинаясь, проговорила Катарина.— Мне двадцать пять, Генрих. В таком возрасте можно вполне рожать здоровых детей.
Генрих посмотрел куда-то мимо нее, а когда заговорил, — обращаясь больше к самому себе, чем к ней,— она почувствовала, что ее охватывает холодный ужас.
— И ты была женой моего брата,— вот что он сказал.
Больше она не могла этого вынести, повернулась и поспешно ушла.
Весь двор узнал новости еще до отъезда леди Фицуолтер. «Король и королева сильно поссорились. Это первая ссора. Может быть, теперь будет меньше этих переплетенных инициалов. Возможно, это конец медового месяца».
* * *
Мария де Салинас помогла королеве улечься в постель. Она никогда не видела королеву такой расстроенной, даже в дни унизительной бедности она не давала волю своему горю, а стойко переносила все испытания.